разбил дорогие часы и мобильник и у кого потом сколько денег ушло на лечение. Это потому, что деньги – основа жизни города. На войне же основа жизни и есть сама жизнь, поэтому там все несколько проще – кто умер, тот проиграл. Если же в городе драка до смерти, то это уже война, и на ней во главу угла становится тот же принцип – выжил, значит, победа осталась за тобой. А если оба ранены, но живы, то смотри пункт первый.
– Кстати, а как ты первого вырубила? – спросил я, стараясь не дать прорасти обиде.
– Толкнула спиной на угол двери, потом по ногам ботинком, а когда грохнулся, по башке.
– Этот момент я застал. Странно, что он не успел поставить ни одного блока.
– Если бы тебе сделать операцию по изменению пола, из тебя тоже бы получился отменный боец.
– А без таких радикальных мер обойтись нельзя?
– С ними проще. От женщин, как правило, не ожидают подобной активности.
– Понятно.
– Но ты не грузись, – успокоила меня Катя. – Все-таки мы их отделали и отступили в безопасное место. Это главное, а двигаться, если хочешь, я тебя научу. Подбородку твоему, правда, сильно досталось. Давай пластырем заклею.
– Слушай, да это царапина!
– Ой, только не надо строить из себя ковбоя из американского вестерна. Сиди смирно. – Она принесла бактерицидный пластырь и наклеила мне на подбородок. – Иголку дать?
– Зачем? – удивился я.
– Ты собираешься так и ходить с дырой на локте? Там по шву разошлось, можно зашить так, что будет вообще незаметно.
– Ну, неси.
На самом деле я был уверен, что она сама зашьет. Не знаю… Может, это стереотип, но шитье вроде женская работа. К тому же нет ничего зазорного в том, чтобы зашить пиджак человеку, который помог тебе избавиться от наехавших бандитов. Проблема, видимо, в искренней уверенности Кати, что это она мне помогла. Хотя, может, и не в этом. Короче, мои предположения на ее счет блестяще подтверждались – непростой человек.
Пришлось брать иголку и заниматься пиджаком.
– Можно один вопрос? – обратился я к ней, закончив работу.
– Валяй, – кивнула она. – Что будешь пить, чай и кофе?
– Лучше кофе.
– Тогда кофемолка вон в том шкафу. И зерна там же.
«Черт, – подумал я. – Это уже перебор». Но все же пришлось молоть кофе самому. Катя высыпала порошок в турку и поставила на плиту.
– Так что у тебя за вопрос? – повернулась она ко мне.
– Ну… Когда мы встретились, ты говорила так… В общем, на сленге.
– И что?
– А потом перестала. Можно узнать, почему?
– Да. Это проверка. Тест.
– Для меня?
– Конечно.
– И в чем же он заключается?
– Обычно от женщин ждут милого, доброго поведения, чтобы они говорили и вели себя кротко, чтобы мужикам в рот заглядывали. Какой-нибудь козел-мачо, у которого объем яиц вдвое превышает объем головного мозга, на твоем месте сразу бы потерял ко мне интерес. А ты нет. Напрягся немного, но это нормально. А потом ты увидел духов, и все тесты стали вообще ни к чему.
– Вот как? Это настолько важно?
– Конечно. Все люди видят одно и то же. Все без исключения. Только одни очень материальны и замечают лишь вещи, имеющие сиюминутное значение. Другие, когда им покажешь, видят гораздо шире, а третьим и показывать ничего не надо. Мне, например. Но даже таких, как ты, мало. А с другими я не могу. Мне с ними скучно.
– Сo мной, значит, нет?
– Был бы ты обычным, я бы не пригласила тебя домой.
– Значит, этим сленгом ты отсеиваешь козлов-мачо? И тем, что кофе самому надо молоть?
– Тебе что, трудно было кофемолку включить?
– Но я же у тебя в гостях!
– Не переломишься.
Снова сказала, как отрезала. Ответ не подразумевал не то что возражений, а даже рассуждений по этому поводу.
– Что собираешься делать дальше с бумагами Веника? – спросил я.