– Я ничего против него не имею. Дрейк прилично работает, но это неудивительно: Ева – его главный клиент, а ее нетрудно продавать. Он любит красивые вещи и часто оказывается в щекотливом положении из-за склонности к азартным играм. – Пол поймал вопросительный взгляд Джулии и пожал плечами. – Дрейк осмотрителен. Просто он обращается к тем же букмекерам, что и мой отец, когда бывает в Штатах.

Джулия решила побольше расспросить о Дрейке после собственного расследования и сменила тему:

– Я надеюсь на интервью с твоим отцом. Кажется, Ева до сих пор его любит.

– Их развод не был мучительным. Отец часто говорит об их браке как о хорошем, но коротком спектакле, хотя не представляю, как он отнесется к обсуждению постановки с тобой. Он сейчас в Лондоне, играет в «Короле Лире».

Джулия кивнула, втайне надеясь, что ей не придется совершать трансатлантический перелет.

– Энтони Кинкейд?

– Я бы не подходил к нему слишком близко. – Пол выдохнул клуб дыма. – Ядовитая змея. И всем хорошо известно, что он любит молоденьких женщин. Берегись.

– Как ты думаешь, насколько далеко он может зайти, чтобы сохранить в тайне свою личную жизнь?

– Почему ты спрашиваешь?

– На приеме он казался очень встревоженным. Даже угрожал.

– Трудно отвечать, когда задают лишь половину вопроса.

– Просто ответь на ту часть, что задали.

Джулия сунула пиццу в духовку, поставила таймер.

– Я знаю его не настолько хорошо, чтобы иметь свое мнение. Джулия, он угрожал тебе?

– Нет.

Прищурившись, Пол подошел к ней.

– А кто-нибудь другой?

– С чего вдруг?

Пол только покачал головой.

– А почему ты грызешь ногти? – Джулия виновато опустила руку и не успела уклониться, когда Пол взял ее за плечи. – О чем Ева говорит с тобой? Кого она вовлекла в это путешествие в прошлое? – Он посмотрел ей в глаза. – Ты мне не скажешь. И сомневаюсь, что признается Ева, – мягко произнес он, но решил, что обязательно выяснит. – Обещай, что, если возникнут осложнения, ты обратишься ко мне.

Вот уж чего она хотела бы избежать, как ни велико было искушение!

– Я не жду осложнений, с которыми не смогла бы справиться сама.

Его пальцы ласково пробежали по ее обнаженным рукам, губы приникли к ее губам. Ее сознание не успело дать команду «назад». Руки, готовые вцепиться в него, сжались в кулаки, губы раскрылись.

Она почувствовала в его поцелуе и страсть, и обещание и закрыла глаза, пытаясь скрыть свои чувства: блаженство, пьянящее ощущение свободы. Господи, она уже забыла, как чудесно, когда в тебе так нуждаются.

Пол был потрясен больше, чем хотел бы признаться даже самому себе. Слишком часто он думал о Джулии после поцелуя в машине и мечтал о большем. И боялся, что она – единственная женщина, которая заставит его просить, умолять.

– Джулия. – Пол прошептал ее имя и снова губами коснулся ее губ, теперь более податливых. – Я хочу, чтобы ты пришла ко мне. Я хочу показать тебе, как это может быть между нами.

Она знала, как это может быть. Она капитулирует, а он, удовлетворенный победой, насвистывая, уйдет прочь и оставит ее с разбитым сердцем. Больше она подобного не допустит. Никогда не допустит. Но ее тело отказывалось подчиняться разуму. О, если бы она убедила себя, что может быть такой же крепкой, как Пол, такой же невосприимчивой к обидам и разочарованиям, то, вероятно, смогла бы получить удовольствие и остаться невредимой.

– Слишком рано. – И пусть ее голос дрожит. Смешно притворяться, что Пол не возбуждает ее. – Слишком быстро.

– Вовсе нет, – пробормотал он, но отступил. Черт побери, он не будет умолять… никого, ни о чем. – Хорошо. Притормозим. Вообще-то соблазнение женщины на кухне с играющими детьми над головой – не мой стиль. – Пол вернулся к столу за своим пивом. – Ты… все меняешь, Джулия. Думаю, я должен обдумать это так же тщательно, как ты. – Он отхлебнул пива и резко поставил бутылку на стол. – Будь я проклят, если стану думать.

Однако прежде чем он успел шагнуть к ней, на лестнице раздался топот детских ног.

Глория Дюбари находилась в щекотливом для актрисы возрасте. Ее официальная биография сводила эту щекотливость к пятидесяти годам. Ее свидетельство о рождении, выданное на имя Эрнестины Блоуфилд, добавляло пять опасных лет, но – благодаря доброте природы и наследственности – пары легких подтяжек оказалось достаточным, чтобы сохранить образ инженю.

Лицо девчонки-сорванца, украшенное огромными бесхитростными голубыми глазами. Мальчишеская стрижка, которую в зените ее славы копировали миллионы женщин.

Пресса восхищалась Глорией. Мечта любого агента, она позаботилась об этом, охотно раздавая фотографии своей единственной свадьбы и не скупясь на веселые истории о двух своих детях.

За ней закрепилась репутация преданного друга и вдохновителя благотворительных акций. Ее текущим проектом был фонд «Актеры в защиту животных».

В бунтарских шестидесятых средние американцы вознесли Глорию, на пьедестал как символ невинности и нравственности и поклонялись ей уже тридцать лет… не без ее помощи.

В единственном общем с Евой фильме Ева играла роль зрелой женщины, соблазнившей слабовольного мужа юной доверчивой Глории. Эти роли и создали имидж обеим: хорошая девочка, плохая женщина. Как ни странно, актрисы подружились.

Циник мог бы сказать, что эту дружбу укрепило то обстоятельство, что им никогда не приходилось сражаться за роли или мужчин, и это было бы правдой, но лишь отчасти…

Когда Ева неторопливо вошла в «Чейзен», Глория уже сидела за столиком, скучая над бокалом белого вина. Немногие знали Глорию настолько хорошо, чтобы за безмятежным выражением лица различить недовольство. Ева различила и поняла, что разговор будет долгим и не очень приятным.

Не успели женщины чмокнуть друг друга в щеки, как подлетел официант.

– Шампанское, мисс Бенедикт?

– Естественно. – Ева уже достала сигарету и улыбнулась официанту, поднесшему ей зажигалку. Приятно было сознавать, что после сеанса в косметическом салоне она выглядит великолепно. Кожа гладкая и упругая, волосы сияют. – Как дела, Глория?

– Неплохо, учитывая разгром, который «Вэрайети» устроил моему новому фильму.

– Главное – кассовые сборы. Ты достаточно давно крутишься в бизнесе, чтобы обращать внимание на мнение одного высокомерного критика, – Я не такая закаленная, как ты. – Глория улыбнулась с легким превосходством. – Ты просто послала бы критика… ну, ты знаешь куда.

– К дьяволу? – Ева рассмеялась и похлопала по руке официанта, принесшего шампанское. – Не вас, дорогой.

– Ева, полно тебе. – Однако в голосе Глории прозвучал смешок.

Так благовоспитанная девочка хихикает иногда в церкви, с нежностью подумала Ева. Интересно, что чувствуешь, когда действительно веришь рецензиям?

– Как поживает Маркус? Нам не хватало вас обоих на благотворительном приеме.

– О, мы очень жалеем, что не смогли прийти. У Маркуса разыгралась головная боль. Ты не представляешь, как трудно вести бизнес в наши дни.

Разговор о Маркусе Гранте, за которым Глория счастливо была замужем двадцать пять лет, всегда навевал на Еву скуку.

– И нет ничего хуже ресторанного бизнеса, – продолжала Глория, всегда готовая пострадать за мужа. – Санитарная служба сует нос повсюду, а люди только и говорят, что о холестерине и калориях. Уже забыли, что фирма «Быстро и вкусно» вскормила весь средний класс Америки.

– Маленькая красная коробочка на каждом углу, – прокомментировала Ева. – Не тревожься, Глория, как