дисциплину на уровне мирного времени, получали ожесточенный отпор от старшин и сержантов, отличившихся в боях и имевших не один боевой орден. Был у нас, в батарее и свой Герой Советского Союза (направленный к нам из 6–й гвардейской кавдивизии), и полный кавалер орденов Славы, гвардии старший сержант Сухоловский В.И. С горя Стариков запил и застрелился у себя на квартире. Командир полка Ткаленко был сильно разгневан и приказал похоронить самоубийцу за пределами кладбища без всяких похоронных почестей и церемоний. Обо всем этом я узнал уже позже, на работах в Изяславе. Работы было много. Нужно было привести в порядок и восстановить казармы в трехэтажном кирпичном корпусе, и конюшни, и плац для боевой техники, и все остальное, что было оставлено дивизией в начале войны.

Кроме того, мы, замкомандиры подразделений, должны были ежедневно выделять по 10–15 человек в распоряжение замкомандира полка для работ по оборудованию помещений штаба и управления полка. График продвижения работ ежедневно проверялся в штабе. Срок окончания работ неумолимо приближался, а работ еще было много. Однажды вечером я занимался с людьми в конюшне, когда из соседнего эскадрона сообщили, что по конюшням ходит генерал Осликовский. Появление генерала в нашем расположении для меня было неожиданностью. Осликовского все уважали, но и боялись за его крутой нрав. Отрапортовав о проведении работ и проводив генерала по своему заведованию, я на его вопрос, когда закончу работы, ответил:

— Если у меня не будут отвлекать людей на работы в штаб, я закончу работы через неделю!

Видимо, мой ответ удовлетворил генерала. На прощание он подал мне руку, что с ним случалось крайне редко, и отбыл в расположение 17–го полка. Через минут пятнадцать в конюшню вбежал зам командира нашего полка с вопросами:

— Был здесь Осликовский? Что спрашивал? Когда и куда направился?

Я ответил, что генерал интересовался, когда я закончу работы. И добавил, от себя, что он сказал, чтобы людей от меня на другие работы не отвлекали. Это помогло мне, людей больше не забирали, и неделю спустя я готов был принять батарею. Последний марш из Белогорья в Изяслав — и полк на своих зимних квартирах. Старшие офицеры разместились на частных квартирах в городе Изяслав. Комбат Агафонов устроился в домике рядом с железнодорожной станцией, а мы, младшие офицеры, облюбовали дома местных жителей в поселке за речкой Горынь, в трех километрах от наших казарм. Утром и вечером коноводы подавали нам коней для поездок из поселка в поселок. Зимой речка замерзала, и мы добирались домой пешком по льду минут за 15. Отдельные офицеры устроились в поселке основательно, по–домашнему, женившись на местных девчатах.

Я устроился у молодой хозяйки, мужа которой только что призвали в армию. Жила она одна с двухлетней дочуркой. Отношения наши были сугубо официальные. Мне была предоставлена кровать и часть комнаты. За квартиру в тот период с нас еще не брали. Да и проживал я мало, так как больше находился в командировке. Дом был ухожен, хозяйка строгая, но чистоплотная и работящая, так что с жильем было все в порядке. Началась повседневная военная служба мирного времени, с боевой и политической подготовкой.

Приближались выборы в Верховный Совет страны. По Шепитовскому избирательному округу баллотировался СМ. Буденный. В одну из ночей, когда я был дежурным по полку, меня пригласил дежурный по гарнизону присутствовать при встрече правительственного поезда с СМ. Буденным. Перед рассветом поезд из четырех вагонов медленно подошел к нашей станции. Из вагона вышел Семен Михайлович, принял рапорт дежурного по гарнизону, поздоровался с нами, справился, где генерал Осликовский, и вернулся в вагон …

В день 28–й годовщины Великой Октябрьской революции на поле, возле казарм, проводились скачки, джигитовка, рубка лозы и праздничные представления с участием традиционного верблюда Яшки. В большом зале 1–го этажа казармы были накрыты праздничные столы. Приглашен и командир. дивизии генерал Чепуркин (правда, при условии, что за столом не будет капитана Дрыгалкина — зачинщика пьяных скандалов и драк). Праздник прошел организованно, без происшествиЙ. Шли дни … Из штаба Прикарпатского военного округа прибыла медицинская комиссия для определения годности военнослужащих к дальнейшему прохождению воинской службы у тех, кто имел ранения и контузии. Меня комиссия признала ограниченно годным к строевой службе. Это давало мне право подать рапорт об увольнении в запас. В мирное время у меня не было никакого желания служить в армии.

Пока я молод, надо учиться и осваивать гражданскую специальность. А учиться лучше у себя, в Ленинграде. И я немедля направил свой рапорт с просьбой об увольнении меня в запас в штаб Прикарпатского военного округа. Но получилось так, что в первую очередь стали увольнять офицеров–практиков, не окончивших военных училищ. К ним относились И Зозуля Ефим Кондратьевич, и Агафонов Николай Михайлович, и ряд других офицеров.

Меня вызвал комполка Ткаленко на предмет направления меня на учебу в военную академию, а до поступления в академию я должен исполнять обязанности замкомандира батареи по строевой службе. От первого и второго предложения я отказался, ссылаясь на то, что медкомиссией я определен как ограниченно годный к строевой службе и что я подал рапорт об увольнении меня в запас. Мой отказ пришелся не по душе Ткаленко, и он пообещал устроить мне веселую жизнь за неповиновение старшему по званию, по должности и по возрасту. Свое обещание он сдержал. Через несколько дней ночью я был вызван в штаб полка, где получил предписание явиться к замкомандира дивизии по тылу для выполнения его указаний. Замкомдив, коротко обрисовав обстановку, направил меня в Волочиский район на заготовку сена для дивизии. В этом районе орудовали банды бандеровцев, и поэтому мне необходимо было быть осторожным. Ходить только в сопровождении двоих–троих вооруженных солдат (особенно ночью) и так далее.

В мое распоряжение выделили 30 конногвардейцев, 8 бричек и оружие. Солдаты отправились на бричках, а я, получив все необходимые документы, выехал на поезде, чтобы заранее ознакомиться с обстановкой на месте. Моя задача: принять 900 тонн сена на сенпункте железнодорожной станции Войтовцы, спрессовать его в тюки и отправить по железной дороге в дивизию — в Изяслав!

Приехав на место, я сразу же стал заниматься организационными и хозяйственными вопросами. Размещал людей по домам в ближайшем поселке, принимал сено в скирдах, готовил производство для его прессования. Начальник сенпункта Кошонько помогал мне советами, так как своей техники у него не имелось. Утром на следующий день после моего приезда я выехал в Проскуров, где размещалось областное управление Каменец–Подольской области. Несмотря на свой мандат военного представителя, в областном управлении ничего добиться я не смог. Вышел расстроенный. В коридоре приемной меня догнал невзрачный, небольшого роста мужичок и скороговоркой стал предлагать мне свои услуги:

— Я был свидетелем вашего разговора с управляющим и готов помочь вам советом.

Время было обеденное, и я пригласил его пообедать со мной в ресторане. Он охотно согласился. В ресторане за обедом и стаканом водки он изложил мне свои дельные советы, которые оказали мне неоценимую услугу в моей работе. Вот что он мне предложил:

— На железнодорожной станции Волочиск стоит бесхозный трофейный пресс «бульдог». Он может прессовать сено на тюки весом до 100 кг. Отечественные прессы дают тюк не свыше 40 кг. Пресс имеет небольшую поломку, которую легко устранить, договорившись с рабочими депо на той же станции.

Довольные встречей, мы, поблагодарив друг друга — он за обед, я за дельные советы, — расстались. Не мешкая, я поехал в Волочиск и после недолгих поисков разыскал пресс. Пресс представлял собой агрегат раза в полтора больше отечественных зерноуборочных комбайнов. Внешне пресс был исправен, если не считать сломанного штока прессовой бабки. Справился у путевого обходчика:

— Это трофей? Откуда его привезли? Кто его хозяин?

Получил не точный, но вполне устраивающий меня ответ:

— Да! Это трофей. Привезли военные и свалили сюда месяца два назад. Наверно, металлолом …