Разлетевшийся в щепы макет пулемета! На все три цели мне понадобилось всего четыре снаряда. Даже без бинокля было хорошо видно, как от разрывов разлетались мои деревянные цели. Генералам наша стрельба понравилась, и они приказали мне продолжить огонь по другим макетам. Я доложил, что эти макеты не мои, но генерал приказал поразить один макет полкового орудия. Что я и сделал, одним снарядом уничтожив и эту «цель».

С большим подъемом и чувством отлично выполненного долга возвращались мы к месту нашего расположения. На душе было легко и радостно.

Один из старослужащих запел старинную артиллерийскую песню:

— Ориентир в зеленом поле …

— Застыл связист у телефона, еще минута и приказ! — мелодично выводил запевала.

Расчет дружно подхватывал припев:

— Готовь снаряд! Готовь снаряд!

— Гранаты и шрапнели!

— Команды жди! Команды жди!

— Не тратя лишних слов

— По цели бьем! По цели бьем!

— Не тратя зря снарядов

— По цели бьем! Все цели разобьем!

Так с молодецкой песней вошли мы в наше село, где нас ждал сытный, на редкость вкусный обед. Повар был в ударе и постарался на славу. Я перед строем взвода поблагодарил гвардии сержанта Паланевича и его расчет за отличную стрельбу. Этот день для нас был как большой праздник. Мы доказали себе и командованию, что готовы к предстоящим боям. Приятно было сознавать, что время на боевую подготовку взвода потрачено не зря. Через несколько дней проводились учения полка «Наступление полка с боевой стрельбой». Учения проводились в обстановке, приближенной к боевой. Боевые патроны и снаряды, применяемые на учениях, необходимы были нам чтобы «обстрелять» не только солдат нового пополнения, но и новых коней. Необстрелянные кони особенно опасны в упряжках. При близких разрывах снарядов в боевой обстановке они шарахаются в сторону и путают постромки. Один необстрелянный конь может в самый ответственный момент сорвать своевременную доставку орудия на огневую позицию. При ведении огня минометной батареи у одной мины в полете отвалился стабилизатор, и мина упала в цепь наступающего эскадрона. От разрыва мины пять человек были выведены из строя. Но, несмотря на потери, результаты учений, приближенных к боевым, оправдали себя. В предстоящих боях полученные навыки сохранили жизни десяткам и сотням бойцов, которые приобрели первый опыт поведения в бою. Всегда с болью приходится вспоминать первые бои, где, как правило, погибали в основном молодые, неопытные бойцы.

После боевой стрельбы орудийные расчеты усердно банили и пыжевали стволы орудий, чистили личное оружие, готовились к предстоящим боям. Особенно надо отметить прекрасные характеристики советских противотанковых пушек. 45–мм противотанковая пушка отличалась хорошей маневренностью, была легкой и подвижной даже на сильнопересеченной местности. Малые габариты (у некоторых пушек были даже откидные щитки) обеспечивали хорошую и быструю маскировку на огневых позициях. Пушка обладала способностью пробивать любую броню танков противника 1941–1942 года выпуска. При дальности прямого выстрела (900–1100 метров) она пробивала броню до 160 мм.

С появлением у немцев средних и тяжелых танков с усиленной броней на фронт поступили 57– мм пушки, которые успешно справлялись со всеми типами немецких танков. К концу войны на вооружение поступили и сверхмощные 100–мм противотанковые пушки, насквозь прошивающие «тигров». В подразделениях полка проходили очередные отчетно–выборные комсомольские собрания. На комсомольском собрании батареи я был избран комсоргом батареи, или, как в шутку называли в войсках, — «комсомольским богом», комсомольским вожаком. Кроме обязанности командира взвода, у меня появилась еще и общественная обязанность — комсорга батареи.

Гвардии сержант Силютин, санинструктор нашей батареи ПТО, был самым старшим по возрасту из всех нас. Небольшого роста, скромный и тихий, он не выделялся из общей массы батарейцев. Исправно справлялся со своими обязанностями как в бою, на марше, так и между боями. Лечил бойцов по своим способностям и возможностям. Перевязывал раны, лечил пилюльками, мазями, шутками и прибаутками.

Проверял бойцов на вшивость, организовывал бани, дезинфицировал обмундирование. Героических подвигов не совершал, но службу свою нес исправно и пользовался, как говорится, заслуженным авторитетом среди батарейцев. Почти за каждую боевую операцию нашего корпуса награждался медалью ЗБЗ («За боевые заслуги»). А так как операций было много, то и медалей этих у него была полная грудь. К ним нужно добавить еще медаль «За оборону Сталинграда». Он их берег. Начищал и надевал по праздникам. Однажды я был свидетелем его разговора с молодым бойцом из нового пополнения. Боец жаловался на головную боль. Силютин взял его руку, пощупал пульс и изрек:

— Пульс 65. Здоров, как молодой олень! Пошто в шинели?

— Голова болит и знобит.

— А шинель–то новая, пехотинская. Где выдали? В запасном полку? Как же ты в этой шинели на коня сядешь? Сделай разрез по самый пояс и будь кавалеристом. Как орел, а не как курица на яйцах. Ну, так что у тебя?

— Я же сказал. Голова болит и знобит.

— Голова болит, заднице легче! Задница не болит? Холку коню не стер?

— Нет, и задница не болит, и холку коню не стер. Голова болит.

— Ну, вот и молодец. Видно, хорошо учился. А задница — это главное у конника, так же, как у пехоты ноги. А головная боль бойцу не помеха. Я дам тебе пилюльку, боль как рукой снимет. А вот если задница заболит у конника, дело дрянь. Тогда прощай, кавалерия! Читал книжку «Всадник без головы»? Так там все его боялись и без головы. А ты говоришь, голова болит. Получай еще одну таблетку и иди к своему командиру орудия и доложи, что ты здоров. До свидания! Кругом! Марш!

Заметив меня, Силютин вздохнул и сказал:

— Трудно при выкать сынкам к нашей службе. Еще молодые. А что поделаешь. Война. Через два, три боя забудут свои болячки.

И добавил:

— Если будут живы. С танками шутки плохи! Хозяйка дома, где мы стояли, заговорила о том, что мы скоро уедем. Незаметно пробежали майские и июньские деньки 1944 года в районе Пушкинских Гор на реке Великой (2–й Прибалтийский фронт). Все предвещало скорую переброску нас поближе к линии фронта. Не знали мы еще тогда, что наш корпус снова перебросят в Белоруссию, под Витебск … Как и откуда бабы первыми узнавали секретные сведения о передислокации полка, было для меня загадкой, так как этими сведениями заранее не располагал даже штаб полка. И действительно, через два дня полк поднят сигналом «Седловка!». Через час полк выступил в походной колонне. Двигались всю ночь, а утром нас погрузили в железнодорожный эшелон и повезли на юг. В поезде было хорошо и уютно. Отдыхали и люди, и кони. Хорошо было путешествовать под стук колес, когда весь твой взвод на месте, в соседних вагонах и кони, и пушки, и брички с ящиками снарядов. На коротких остановках, на полустанках или прямо в поле бойцы с удовольствием разминали ноги, выскакивая из вагонов за фуражом, сеном, скошенной травой, водой или продуктами для питания. Единственное беспокойство за то, чтобы никто не отстал от эшелона.

Под вечер эшелон остановился в открытом поле, и поступила команда: «Выгружаться!»

Мы опять на марше. Временно сосредоточились в лесу. Могучие деревья, кроны которых уходят высоко вверх, внизу только гладкие, как колонны, стволы деревьев. Лучи солнца почти не пробивались сквозь кроны деревьев, на земле не росла трава, и было просторно, как в колонном зале сказочного дворца. Лучшего места для маскировки большого скопления войск с воздуха трудно было бы отыскать … Здесь, кроме нас, были сосредоточены и разные пехотные части, и фронтовые тылы.

На импровизированной сцене (на открытом кузове автомашины) по соседству с нами выступали артисты. Здесь я впервые услышал вальс «В лесу прифронтовом», и, поскольку обстановка