высказавшая сомнение о его пригодности, думая, что это конина. За разговором выяснилось, что В доме, кроме хозяев, приютились еще три семьи погорельцев с этой деревни. Все бабы да детишки малые. Мужики в армии и в партизанах. Деревню сожгли фашисты, а какая была живность, увели с собой. Этот дом чудом уцелел, осталась и собака, которая своим лаем вывела нас к дому. Ведерников угостил и ее костью с нашего стола.
Только наевшись, я начал догадываться, откуда у Ведерникова оказалось столько мяса. Вспомнил я и убитую лошадь вдали от дороги и Ведерникова, соскочившего с брички с топором, и все стало ясно. Убитая зимой в недавних боях, в лютые морозы, лошадь сохранилась как в холодильнике. Конское мясо от отрубленной Ведерниковым задней ноги лошади, оказалось как нельзя кстати.
Наевшись, все стали наперебой благодарить нас, утверждая, что такого сытного ужина они не ели с самого начала войны. Рассветало, метель поутихла и нам можно было продолжать путь. Поблагодарив хозяйку и оставив ей на прощанье банку свиной тушенки, мы выехали со двора. После многочасового блуждания по полям у опушки леса мы натолкнулись на развалившийся стог прошлогодней соломы. Погрузив солому на брички, мы к вечеру прибыли в расположение части. Наш комбат Агафонов был доволен нашим походом и на радостях даже не стал спорить с начштаба полка, когда тот предложил нам одну бричку соломы направить в распоряжение штаба.
Вечером 27 января 1944 года меня разыскал писарь батареи и сообщил, что приехал связной из штаба, и меня срочно вызывают в штаб полка. Зачем и почему, он не знал. Коновод уже оседлал коней, и мы рысью направились к штабу. Дежурный по штабу меня уже ждал и сразу направил к замкомандира полка по политчасти, гвардии м–ру Выдайко Н.Ф. Майор Выдайко пользовался особым уважением и любовью всего личного состава полка за свой открытый характер, простоту в обращении, внимание и чуткое отношение к людям. С ним было как–то легко даже в самой тяжелой обстановке. Я доложил о своем прибытии. Майор, поздоровавшись, усадил меня рядом с собой и без лишних слов сказал, что завтра будет митинг всей нашей 5–й гвардейской кавдивизии по случаю полного освобождения Ленинграда от блокады. Я как ленинградец должен выступить на этом митинге. Оказывается, я не только жил в блокадном Ленинграде, но и единственный ленинградец во всей дивизии.
Утром 28 января 1944 года на широком поле ровным четырехугольником, в пешем строю были построены полки дивизии. Сразу после выступления замкомандира дивизии слово было представлено мне. В своем выступлении я говорил о героическом подвиге ленинградцев, которые в тяжелые дни блокады, в холод, бомбежки, артобстрелы и смертельный голод, умирали, но не сдавались. Строили оборонительные сооружения, сбрасывали зажигалки с крыш домов, работали на заводах и фабриках.
В конце я призвал всех конногвардейцев в предстоящих боях отомстить фашистам за Ленинград, за всех погибших в блокаду. Слава доблестным советским войскам, полностью освободившим от блокады колыбель Великой Октябрьской революции Ленинград от фашистской нечисти! Да здравствует наша Родина! Наша коммунистическая партия! УРА!
Дружное многоголосное «У–р–р–а–а!» далеко разнесл6сь в округе, и было слышно даже в окрестных селах. После меня выступали еще бойцы и командиры из других полков. Митинг закончился дружным «Ура!» в честь нашей доблестной Красной армии и нашей партии. Сводный оркестр исполнил Гимн Советского Союза. Под звуки военных маршей полки с развернутыми знаменами проследовали в свои расположения.
Вместо погибших и выбывших по ранению в последних боях прибыло новое пополнение полтавских и саратовских ребят. Корпус перебрасывали в другой район, и осваиваться с нашей походной кавалерийской жизнью новому пополнению пришлось на марше. В это же время мы получали и новых коней. Коней нам прислала братская Монголия. Кони были низкорослые и полудикие, не ели из торб и не пили из брезентовых ведер, а на марше без этого обойтись было нельзя. В полку начался падеж монголок. На одной из дневок командир полка гвардии подполковник Ткален ко решил пристыдить командиров эскадронов, сказав, что часть монголок он передаст нам, артиллеристам, они их откормят и покажут, как надо обращаться с ними. После такого решения мы получили в батарею 40 монголок. И с этих пор начались наши мучения. Мы воспитывали новое пополнение бойцов, а они воспитывали монголок, так как монголки достались им, молодым бойцам. Младшие командиры и старички наотрез отказались садиться на это чудо природы. С большими трудностями и с небольшими потерями (пять–шесть коней мы все же потеряли) нам все же удалось приручить монголок, приучить их есть овес из торб, пить из брезентовых ведер и соблюдать порядок в строю. Несмотря на свой малый рост, монголки выносливые и неприхотливые в походе и бою. Переброска кавалерии в другие районы производилась, как правило, в ночное время. Днем мы отдыхали в лесах или балках, неподалеку от населенных пунктов. Скрытность передвижения и сосредоточения крупных кавалерийских соединений необходимы были для того, чтобы противник не смог распознать направление главного удара наших войск и, соответственно, не смог заранее подготовиться для отражения этого удара, то есть стянуть необходимое количество войск и укрепить свою оборону на данном участке фронта. Задача кавалерии не стоять в обороне и не прорывать ее, а после прорыва ее пехотой на достаточную глубину (12–15 км) войти в прорыв И развивать успех наступления фронта на оперативном просторе, в тылу врага. Ночные марши особенно тяжело пере носило новое пополнение.
Новому бойцу необходимо было не только переносить все тяготы ночного перехода, но во время дневки накормить и напоить коня, привести в порядок свое личное оружие (карабин) и противотанковое орудие. Ездовым орудий и боевых бричек забот было еще больше, на каждого из них приходилось по две (у ездовых орудий) и по три (у ездовых бричек) лошади. Ну а тем, кому еще надо было заступать в наряд, приходилось еще тяжелее. Солдаты были измотаны до предела. Один из моих новых бойцов так намучался у нас, что самовольно покинул часть. Это было ЧП, дезертирство! Но боец пошел не в тыл, а на фронт и примкнул К пехотинцам. СМЕРШ его отловил только после Белорусской операции. Его привели к нам под арестом, был трибунал. Боец не сказал ни слова в свое оправдание, только отдал судьям свое представление к награде за успешные действия в бою. Его все равно отправили в штрафную роту, но боец даже обрадовался: «А, я там всех знаю».
На одной из дневок пришел приказ: сдать все трофейное оружие, автоматы оставить только у командиров орудий. Вообще в боевой обстановке на наличие нештатного стрелкового оружия у расчетов смотрели сквозь пальцы. Один из командиров орудия из нашей батареи всегда возил с собой даже ручной пулемет. На мои вопросы зачем он ему, следовал ответ: «Пусть будет, вдруг пригодится»,
Вместо сданного оружия мы получили для ездовых и для расчетов старые длинноствольные винтовки, которые никак не подходили ни тем ни другим. Но приказы не обсуждают, и мы принялись приводить В порядок эти чудо–винтовки. Винтовки были старые, в плохом состоянии, Один из молодых бойцов, прочищая ствол, так загнал шомпол, что его никто и никак не мог вытащить из ствола. Боец чуть ни плакал от обиды. Пришлось прийти ему на помощь. Приказав вынуть пулю из гильзы патрона, я заложил ее в патронник винтовки, закрыл затвор и, отойдя подальше от людей, выстрелил шомполом в небо. Шомпол улетел, и из винтовки уже можно было стрелять. Это было нарушение всех правил, но другого выхода у нас в то время не было.
Место, где мы расположились на отдых, было между лесом и проселочной дорогой. Во время пристрелки к нам подъехал незнакомый подполковник (как позже выяснилось, начальник особого отдела дивизии) И устроил нам разнос. Выяснилось, что, когда он ехал по дороге, возле него свистели пули от нашей стрельбы. Мы переглянулись. Я указал подполковнику направление нашей стрельбы. Он не поверил и, погрозив нам кулаком, уехал. Осматривая канал очередной винтовки, я обнаружил, что ствол у нее кривой … Вот почему пули из этой винтовки летели на дорогу. Помкомвзвода не огорчился и сказал, что он знает, кому надо вручить это «ружье». В новом пополнении есть солдат, который не прочь стрелять из–за угла, как в том анекдоте: «Воевать, так воевать, пишите в обоз на последнюю бричку и дайте мне кривое ружье, чтобы я мог бить фашистов из–за угла!»
И пошли солдатские анекдоты … Командир орудия не моргнув глазом рассказал, как он сам
