ты делал полчаса до ее смерти.

— У меня идеальное алиби, — сказал Ося. — Знаешь, как в книжках: 'я спал'. Вот и у меня: 'я пил и танцевал'. Делал то же, что и все, и при этом, конечно, ничего не помню.

Вернулась Галя, и все пошли на кухню.

— Мне кажется, у маленькой небольшая температура, — сказала она.

— Если не пройдет, попробуем обтирание.

— Может, лучше анальгину дать? — спросил Глеб

— Ты что? — возмутился Ося, неистово замахав руками, — это же медикаментозное лечение. Оно лечит симптом, а не болезнь. А обтирание мобилизует ресурсы организма.

Галя кивнула и добавила:

— Мы наших с детства закаливаем. Потому они и здоровые.

Глеб подумал, что странно называть здоровым ребенка, у которого как раз сейчас поднимается температура, но промолчал. Тем временем, Галя налила чай и поставила на стол банку варенья.

— Сами сварили, — сказал Ося.

— Потому что когда сам растишь ягоды и варишь варенье, — пояснила Галя, — приучаешь себя не пользоваться плодами чужого труда.

— Выключаешь себя из экономики капитализма, — прибавил Ося, хлопнув рукой по столу. При этом он задел чашку и разлил чай. Галя усадила мальчика в стульчик и вытерла стол.

Вопреки, а может, благодаря идеологическому обоснованию, варенье оказалось превосходным. Глеб положил себе полную розетку и с удовольствием пил чай. Мальчик пил из блюдечка, а Ося беспокоился, как бы он не обжегся. Трудно было поверить, что этот человек меньше часа назад призывал поддержать педофилию и сатанизм как врагов тотальной американизации.

— Мне всегда было интересно, — спросил Глеб Галю, — как такие люди, как вы, воспитывают детей? Мои родители старались, чтобы я был советским мальчиком, — тогда я думал, чтобы я их не выдал, а сейчас уже просто не знаю, зачем. А как теперь?

— Мы от них ничего не скрываем, — ответила Галя. — Мы вообще ничего ни от кого не скрываем. Ося каждый раз, когда пишет аппликацию или посылает резюме, честно указывает в графе «увлечения» и Телему, и Кроули, и коммунизм.

— Это кого-нибудь смущает?

— Иногда, — ответил Ося. — Но, значит, они не получают хорошего специалиста, вот и все.

— А насчет детей, — продолжила Галя, — мы их воспитываем на классических образцах

'Неужто на Кроули?' — подумал Глеб, но Галя пояснила:

— Вот я сегодня с Васюткой читала 'Сказку о мертвой царевне и семи богатырях'.

— Вполне арийская сказка, — заметил Ося, не прекращая дуть на чай в блюдечке. — Про то, что смерть — это родина.

— На самом деле — про другое, — сказала Галя. — Про общество тотального контроля. Вот 'свет мой зеркальце' — это же явный искусственный интеллект с базой данных. Что оно умеет? Оно собирает информацию о всех красавицах, систематизирует и по запросу выдает параметр, соответствующий максимальному значению — 'кто на свете всех милее, всех румяней и белее'. С другой стороны, можно описать его как псевдодивайс, цель которого — манипулирование. Вроде телевизора — нам внушают, что необходимо покупать западные прокладки с крылышками, а зеркальце внушает Царице, что ее красота недостаточна. И Пушкин верно показывает, что люди, идущие на поводу у ТВ, становятся преступниками и нарушают традиционные законы. В данном случае — законы родства.

— Для меня, — сказал Ося, — важнее история про смерть и воскрешение. Царевна умирает, лежит в хрустальном гробу на шести столбах, на чугунных цепях, как-то так — и потом восстает из гроба. Как Лазарь — и это, кстати, вводит еврейскую тему.

— Мне другое интересно, — неожиданно сказал Глеб. — Когда она воскреснет, она будет прежней? Или в чудовище превратится?

— Она и есть чудовище, — мило улыбнулась Галя. — Священное чудовище нашей культуры. Сказка Пушкина. И, что характерно, охраняют ее семь братков.

— Почему братков? — удивился Глеб.

— Там же четко сказано, что занимались они 'молодецким разбоем'. Ну, как братки.

— И это верно, — сказал Ося, снимая мальчика с высокого стула, — потому что братки — выражение пассионарности русского народа. Положительное, по сути своей, явление. Нерыночный механизм внутри капитализма. К тому же они явно борются против атлантического геноцида: 'сарацина в поле спешить, иль башку с широких плеч у татарина отсечь'. Ну, то же самое, что теперь с чеченами.

— Столкновение двух цивилизаций, — подхватила Галя, беря ребенка на руки. — Пойдем, умоемся.

— Читал Гейдара Джамаля? — спросил Ося. — Там все очень четко сказано. Они же с Дугиным были друзьями когда-то, знаешь?

Глеб машинально кивнул и вдруг подумал, что сказка про Белоснежку и про Мертвую Царевну — это одна и та же сказка. Компьютерный монитор похож на хрустальный гроб, цепи — на переплетения проводов. Снежана — Мертвая Царевна — лежала в этом гробу, на канале #xpyctal, на сервере www.khrustal.ru, на залитой кровью лестнице в Хрустальном переулке. Сейчас Глеб всего лишь пытался, найдя убийц Снежаны, дотянуться до нее, поцеловать прощальным поцелуем и оживить, хотя бы на миг.

Чем больше Глеб погружался в расследование, тем больше запутывался. Пока подозреваемые — кружочки на бумаге или виртуальные персонажи в компьютере, легко поверить, что каждый способен на убийство. Легко обвинить в убийстве три латинских буквы на экране: все участники виртуальной беседы кажутся не совсем настоящими, как Снежана — Snowball — кажется не столь безнадежно мертвой. Можно вообразить, что она просто в отъезде и в один прекрасный день снова законнектится и появится в Сети.

Но едва подозреваемые превращались в людей из плоти и крови, сразу становилось безумно жалко Снежану. Глеб старался гнать от себя ее образ — нелепое колечко в пупке, глупые чулки на резинке, пустое лицо и кокетливая улыбка. Стоило увидеть кандидатов в убийцы живьем, как подозрения рассеивались сами собой. Бен улыбается, как не может улыбаться преступник; Ося слишком любит жену и детей; Луганский — трепло, неспособное не то, что на убийство — вообще на любое решительное действие. Хорошо бы убийцей оказался Шварцер — но он ушел вместе с Муфасой, и тот подтвердил, что они оба сразу уехали. Вообще, чем больше Глеб размышлял, тем более зыбкими казались возможные причины: Катя слишком легко созналась, что она — Марусина, и не стала бы кого-то убивать ради сохранения этого факта в тайне.

Логический тупик: Снежана убита — неизвестно кем, неизвестно зачем.

Радовало одно: все эти дни мир вокруг был четким как никогда, словно вернулись школьные годы, когда казалось, будто вселенная распахнута перед тобой книгой, что ждет своего читателя.

С утра законнектиться с Гласнетом не удалось, и придя на работу, Глеб сразу бросился к компьютеру: проверить почту.

— Ты знаешь, — сказал он Андрею, — я понемногу начинаю верить, что Интернет — как наркотик.

— Не верь, — ответил Андрей. — Это один из двух главных мифов про Сеть.

— А какой второй?

— Что в Сети — одна порнография. Вот ты часто смотришь порно?

— Честно — ни разу. Как-то люди вокруг, неудобно.

— Это сейчас неудобно, — сказал Андрей, не отрываясь от монитора. — А когда все начиналось, все стояли толпой вокруг единственного компьютера и качали порнуху из юзнета. И нормально…

Глеб вспомнил Нюру: иногда реальная жизнь смыкается с виртуальной самыми причудливыми