невидимо. Khrustal.ru просуществовал недолго — на бумаге вышло всего три номера, которые, впрочем, стали классикой. Первый, сверстанный Глебом, был продан в 2002 году за 100 долларов с он-лайн аукциона 'Молоток', — впрочем, все участники проекта уже занимались другими делами.

Шаневич, устав совмещать квартиру с офисом, продал многокомнатную в Хрустальном и купил две квартиры поменьше: в одной располагался офис, в другой жил сам Шаневич. Вероятно, он скучал по прежним безумным тусовкам, потому что вскоре создал сеть клубов и ресторанов в хаотическом стиле, который уже стал легендарным.

Арсен, переехав из Иерусалима в Москву, создал несколько проектов, которые сделали его чуть ли не символом русского Интернета. Деньги на них выделил известный политтехнолог Паульман, а дизайн разработал Тим Шварцер. Его студия процветала еще несколько лет, но дом в Лондоне, который пророчил Андрей, Шварцер так и не купил.

Влад Крутицкий выполнил свои обещания и основал собственную Интернет-империю, которую успешно использовал в предвыборной компании 2000 года. Пробудившаяся в нем религиозность не помешала ему создать несколько анонимных сайтов, куда сливали компромат.

Обо всех этих людях Глеб читал иногда в газетах — точнее, в он-лайновых новостных лентах, со временем полностью заменивших ему бумажную прессу и телевизор. Иногда, сидя у компьютера, он загружал старый mIRC и заходил на канал #xpyctal, будто надеясь найти там Снежану. Порой беседовал с Горским, последний раз — уже по ICQ, убившему старые способы сетевого общения. Как-то раз Горский сказал ему, что недавно понял: время не проходит, как принято думать, а скапливается где-то, и лежит там, аккумулируясь в разных предметах.

Например, в групповой фотографии, некогда сделанной в Хрустальном. Иногда Глеб доставал ее и подолгу всматривался в лицо Марины. Она стояла у самого края, и лицо ее исказила рыбья оптика фотоаппарата. Ни Вольфсон, ни Феликс, которым он показывал снимок, Марину не узнали. Глядя на деформированные черты, Глеб тоже не узнавал ни девочку, в которую когда-то было влюблено полкласса, ни женщину, с которой он однажды занимался любовью. Лицо было искажено — и потому легко вычитать в нем ненависть, коварство и злобу, которые так хочется видеть в лице убийцы. Но Глеб хорошо помнил тот день и твердо знал: когда фотограф нажимал на спуск, Нюра всего лишь беспокоилась из-за отсутствия бумаги в факс-машине. Ничего более.

Ни от нее, ни от Абрамова больше не было вестей. Порой Глеб воображал, как она со своим Алешей живет где-то за границей на деньги, украденные Крутицким. Может, и самого Абрамова давно уже нет в живых. Иногда Глеб думал, что Влад вполне мог убить Марину, чтобы замести следы. Может, она и в последний раз не сказала всей правды. Может, она все наврала. Может, там, где она теперь, они встретились с Абрамовым, и его поцелуй, в конце концов, растопил ледяной кристалл ее сердца.

Сервер, где располагался подписной лист их класса, однажды упал, и Вольфсон не стал его поднимать. Выяснилось, что им, в принципе, не о чем говорить. Глеб снова растерял одноклассников, и порой думал, что не так уж важно, живы ли Абрамов и Марина, потому что еще со школьных времен знал: быть в Америке и быть мертвым — почти одно и то же. Интернетовские bookmarks — всего лишь закладки в Книге Мертвых, бесполезные, как старые номера в телефонной книжке. Глеб больше никогда не звонил ни Свете, ни Ирке, да и Оксану видел только один раз.

Она снова прилетела в Москву через два года и почему-то сразу позвонила Глебу. Они встретились в недавно открывшемся кафе у Покровских ворот. Рассматривая стену, расписанную, вероятно, кем-то из старых Таниных друзей, Глеб меланхолически заметил, что сегодня вторая годовщина Емелиной смерти. По тому, как изменилось лицо Оксаны, он понял, что Вольфсон так ей ничего и не передал. Лишь потом Глеб выяснил, что перед поездкой в аэропорт Валера забыл посмотреть почту, и сам узнал, когда Оксана уже улетела на Восточное побережье.

Новость о смерти Емели два года лежала замороженной в каких-то неведомых пространствах — то ли в коллективной памяти их класса, то ли в компьютерных сетях, размышлял Глеб, сидя в кафе. Как тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год мертвым сном терпеливо спал в памяти Марины, чтобы напомнить о себе через двенадцать лет.