— Стасик, афганские поешь? — спросил его очкастый.

— За деньги хоть китайские, — ответил гитарист.

В руке у очкастого неизвестно откуда появилась зеленая бумажка. Гитарист, не глядя, взял бумажку, поставил ногу на свободный стул и ударил по струнам. Запел, хрипло, прямо в ухо очкастому.

Вова удивленно смотрел то на очкастого, то на гитариста. Андрюша тоже удивился. Только что этот бледный пацан казался чужим и далеким, а запел — будто в палатку пришел из дозора. Стал родным и близким.

— С праздником, ребята, — сказал очкастый. — Поехали! — И залпом закинул свой фужер.

Под такую песню нельзя было не выпить. Выпили, не закусив. Нельзя было чавкать под такую песню. Андрюша сидел опустив голову, про себя подпевал последние строчки куплетов. Когда гитарист кончил песню, Андрюша поднял голову. Голова кружилась. Нужно было срочно пожевать, чтобы не скиснуть.

— Ну как, Алик? Доволен? — спросил очкастого гитарист.

— Я-то при чем? Спроси у ребят, — улыбался очкастый.

— Нормально, — сказал Вова.

— Нормально, — повторил за прапором Андрюша.

— Фирма веников не вяжет. — Гитарист снова стал чужим и медленно пошел к себе на табурет.

— Алик, с чего кайф ловишь? — крикнула девица из компании. — С чернухи западло!

— А ему хоть с кирпича, — успокоил ее сосед.

— Западло! — не унималась девица.

— Оставь ты его, — рассердился ее приятель, — видишь, Алику больше мальчики нравятся.

Девица скорчила рожу, показала Алику длинный язык, пощелкала языком и отвернулась.

Очкастый Алик не обратил на нее никакого внимания. Он разливал по второй.

— Бойцу хватит.— Вова накрыл ладонью Андрюшин фужер.

— А праздник-то чей, командир? — заступился Алик.

— Ему нельзя,— отрезал Вова и принялся за салат. — Жуй, боец.

Андрюша накинулся на салат, краем глаза глядя на дымящуюся, покрытую янтарными кругами похлебку. Стало тепло и весело. И тут их Алик ошарашил:

— Пью за здоровье оккупантов. Прозит.

Вова поперхнулся салатом. Андрюша сжал в ладони вилку. Наслышался он этого словечка в горах. Седые старики в барашковых шапках ни слова по-русски не выговаривали, но «оккупанта» знали четко, как мат.

Очкастый широко улыбался:

— Прозит, геноссе.

Вова, не разжимая зубов, сказал тихо:

— Кончай цирк устраивать. Последний раз предупреждаю, кончай.

— А что? Разве я не прав, — удивился очкастый. — Если я не прав, ты мне докажи, командир.

Вова посмотрел на часы. Потом на дверь.

— Ну ты меня затрахал, чекист. Совсем затрахал.

— Может, я не прав, — соглашался Алик. — Ты докажи. Докажи.

— Проще тебе хлебало начистить.

— Проще, — кивнул очкастый. — Только это не доказательство. Ты же толковый мужчина, командир. Ты мне словами докажи. Можешь?

Вова положил вилку, сказал четко, как перед строем на занятиях:

— Доказываю.

— Я весь внимание, командир.

Вова ткнул пальцем в сторону Андрюши:

— Кавказ отпадает сразу.

— Почему? — подзадорил его Алик.

— Нельзя оккупировать то, что тебе принадлежит.

— Это спорно, командир…

— Это бесспорно! — отрезал Вова. — Ты ешь, боец. Не обращай на нас внимания. Ешь. Сейчас я его затрахаю.

— Давай-давай, — обрадовался Алик. — А Афган? Расскажи-ка мне про Афган, командир.

— И в Афгане мы не были оккупантами.

— Афган тоже вам принадлежит?

— В Афгане мы спасли мир!

— Ми-ир? — засмеялся Алик.— Войной спасли мир?! Это же абсурд, командир!

— Ты меня не понял, чекист. Мы в Афгане спасли мир на всей планете. Мы там планету спасли! Понял? — И Вова залпом выпил свой фужер.

— Апокалипсис! — от души восхитился Алик.— Люблю космические масштабы! Это по-нашему! Это по- русски! Не теряй свою гениальную мысль, командир! Дальше! Двигай!

Вова доел салат. Солидно вытер губы салфеткой.

— А куда дальше? Я уже все сказал. Я не виноват, что ты ничего не понял.

— Это я! Я! Я! Виноват, — быстро закивал Алик. — Извини, командир. Я тупой. Объясни бедному тупому островитянину, как это вы в Афгане бомбами и танками, напалмом и ракетами спасли мир на всей планете?! Объясни! Учитель!

Вова, презрительно улыбаясь, смотрел на взволнованного Алика.

— Я тебе лучше анекдот расскажу.

— Притчу? — Очкастый поднял вверх руки. — Учитель! Давай притчу. Я пойму. Я способный!

Андрюша с наслаждением доедал «Пиратскую похлебку» и вполуха слушал эту ахинею; в горах он наслушался «диспутов» и покруче, а похлебка была отменная.

— Был такой анекдот,— закурив, начал Вова.— Встречаются на Невском двое. Наш и иностранец. Иностранец спрашивает: «Слушай, где тут у вас ближайший фирменный колбасный магазин? Очень хорошей колбаски захотелось». Мужик подумал и отвечает: «Ближайший? Ближайший колбасный у нас в Хельсинки». Ты меня понял? — И Вова принялся за похлебку.

Алик глядел на Батыя с удивлением и восхищением.

— За-ме-ча-тель-но!… Значит, если бы не Афган, вы бы за колбасой в Европу поехали?! На танках?! Так? Так я тебя понял, командир?

Батый доел остывшую похлебку, бросил ложку, угрюмо откинулся на спинку стула:

— Если бы не Афган, мы бы Европе такую мясорубку устроили! Фарша бы на всех хватило.

Алик тихо сидел, положив голову на руки, и внимательно смотрел на Вову.

Андрюша оглядывался через плечо, искал, куда пропал официант с «Попугаями». Батый шлепнул его по плечу:

— Боец, иди-ка свистни халдея.

— Да, — встрепенулся вдруг Алик. — Халдей на кухне. Ты на кухню зайди. — И он заговорщицки подмигнул Андрюше. Андрюша его не понял.

Андрюша пошел к стойке, увидел, как Вова сам стал разливать водку, догадался, что прапор специально отправил его, чтобы не смущать. Андрюша оценил бы Вовин такт, если бы знал, почему Вова не дает выпить ему в его праздник.

На кухне скучала у плиты молоденькая румяная повариха в огромном накрахмаленном колпаке. Андрюша спросил у нее про официанта. Повариха смотрела на него сильно подведенными глазами. Смотрела и ничего