— Ты хоть попрощайся! — крикнул ему вдогонку Алик.
Никита опять только рукой махнул. На набережной заурчал дизель. Алик привстал. Увидел, как от сфинксов отъехал их белый лабораторский «фордик». И Василий встал рядом с Аликом:
— Никита в Москву полетел. На утверждение. Волнуется. Зря, все уже решено. Павлу Степановичу уже звонили.
— А кто такой Павел Степанович? — спросил Алик.
Василий сделал круглыми свои разные глаза и покрутил пальцем у виска:
— Ты совсем того? Не знаешь, в какой стране живешь? Это же ваш премьер!
— А как здесь оказался Никита?
Василий постучал ногтем по большим наручным часам:
— Я приказал ему быть у сфинксов ровно в 15.00. В 16.20 у него самолет. Успеет.
Алик только сейчас сообразил, что Василий вел его точно по своему графику. Интересно, что у него задумано дальше? И Алик решил дождаться финала фантастической раскрутки.
Когда они снова уселись на гранитную скамейку у самой Невы, Василий спросил Алика:
— Ты внимательно прочел документ? Там есть одна ключевая фраза. Она и тебя лично касается. Не обратил внимания?
Алик припомнил красивый документ. Лично к нему он не имел никакого отношения. И Алик не хотел иметь к этому документу никакого отношения. Но вслух он этого не сказал. Только отрицательно покачал головой.
— Это ты напрасно, — пристыдил его Василий. Он помолчал, выдерживая значительную паузу, и процитировал документ наизусть, выдавая свое безусловное авторство: — Ключевая фраза документа звучит так: «Коммерциализация деятельности лаборатории негативно сказалась на социальном положении и моральном духе сотрудников». Ты меня понял?
Алик ничего не понял. И Василий дотошно ему объяснил:
— После того как лаборатория перешла, на самофинансирование и начала выполнять коммерческие медицинские заказы, сотрудники стали получать много денег. Они забросили основную работу. Разве это порядок? Интересы государства превыше всего. Поэтому мне с ходу пришлось начать с жестко нормированной зарплаты и с введения для сотрудников военной дисциплины. Видел, как вытягивается передо мной Никита? Пусть помнит, что он не просто ученый, а полковник КГБ. Отныне будет только так. Лабораторию я перевожу на казарменное положение.
Алик захохотал.
— Не смейся! Все десять сотрудников отдела АВ будут постоянно находиться в лаборатории. Я купил для отдела здание за городом. Сказочное место. Море и сосны… Хотя ты его знаешь. Ты же был на базе у Гоши. Видел его «Отраду». Вот там и будет теперь наша секретная лаборатория. Оттуда не убежишь. А за хорошую работу сотрудники будут поощряться по выходным увольнением в город к семье. Время не ждет. Мы должны к зиме обеспечить полную безопасность твоих полетов. Исключить даже малейшую возможность твоей гибели. Вот как я тебя ценю. Ну как, нравится?
Алику опять показалось, что он все это видит в дурацком сне. Он потянулся к бутылке и отхлебнул. Водка обожгла гортань. Значит, это был не сон. Водка была настоящая.
— Оттянись! — поощрил его Василий. — Оттянись в последний раз.
Алик подавился пивом на запивке:
— Это почему же в последний?
— А потому что с завтрашнего дня ты тоже на казарменном положении. А там не разгуляешься. Астральному летчику пить категорически запрещено. Пункт пятый полетной инструкции. Хотя ты еще новую инструкцию не читал,— вспомнил Василий, — завтра прочитаешь. И распишешься. Чтобы потом не было никаких «ля-ля»…
Алик уставился на сурового Капитана со всевозрастающим интересом.
— Слушай, ты же прожил на Западе целый год…
Василий наморщил лоб, посчитал в уме:
— Восемь лет. Я прожил там восемь лет с короткими перерывами.
— Тем более! — хлопнул его по плечу Алик. — За восемь лет тут все изменилось. Кардинально изменилось. А ты вводишь в лаборатории порядки сорок девятого года. Извини, ты екнулся. Ты не понимаешь, в какое ты время попал.
Василий улыбнулся ему загадочно:
— Ты же АЛ! Ты же знаешь, что времени нет.
— Там времени нет, — согласился Алик, — но здесь-то, на Земле, оно есть.
— И здесь для нас времени нет,— подмигнул ему Василий. — Я ввожу
Алик засмеялся:
— А как же твоя российско-американская компания?
— А там давно никакой демократии нет. Это сказки для дураков. Мы должны напрячься на полгода! На год максимум!
— Целый год без увольнений?
Василий подождал, пока он отсмеется, и сказал:
— А куда тебе увольняться? Я прочел твое личное дело. У тебя же никого нет. С Мариной мы уже все выяснили. Тебе ее лучше оставить в покое. Для тебя же лучше. Для твоего спокойствия.
Все это время Алик несколько раз прикладывался к бутылке. И ему становилось все веселее. Сзади, как во сне, грохотал трамвай. Впереди, за Невой, расплывалась в жарком мареве Английская набережная. Один только суровый Капитан не терял своей реальности. И Алик решил его опрокинуть в сон, в миф.
— Слушай, Василий, я все понял. Ты же и есть не-святой Василий!
— Конечно! — согласился Капитан. — Меня назвали в честь сына Сталина. Генерала авиации. Отец с ним вместе служил. Инфернальный был у Сталина сынок.
— И в твою честь назван этот замечательный остров?
Алик решил поймать Капитана на противоречии. Но не поймал. Василий сказал мечтательно:
— Свое название любимый мой остров получил очень давно. С незапамятных времен. Задолго до Петра Великого. Еще на картах тысяча пятисотого года уже встречается Василев остров. А ты знаешь, что значит по-русски Василий?
Алик хотел сказать по привычке: «Я все знаю». Но не сказал. Понял, что Капитан знает что-то свое, особенное. И подбросил ему на растопку:
— Василий? По-гречески — царственный. Василевс.
— Вот именно, по-гречески,— усмехнулся Василий,— а на Руси самого главного деревенского черта величали торжественно Василием Ивановичем. А обычных, лопоухих чертенят дразнили Васьками. До сих пор про беспредельных лохов у нас говорят: «Ну ты и Вася!» Слышал?
Алик подсел к нему поближе:
— Хочешь сказать, ты и есть этот Вася?
— Вася — это ты. А я Василий Иванович.
Алик еще глотнул из бутылки, и все встало на свои места. Он засмеялся, довольный:
— Так я и знал! Ты, Василий, самый главный на этом острове черт!
— А что ты смеешься, — обиделся Василий. — Ты, оказывается, вульгарный материалист! Ты ничего о нас не знаешь. Tabula rasa. Вот ты кто.
— Да, я вульгарный материалист, — согласился Алик, с удивлением заметив, что Василий употребляет самые его ходовые выражения.
— Придется тебя немного просветить. Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил Василий.
— Нормально, — пожал плечами Алик.
Василий встал. Поднял под руку Алика:
— Идем, брат.