Слышишь, идут.
3
Другого выхода нет
Громко грохнул замок на железной двери. Со скрипом отодвинулась щеколда. Взвизгнула тяжелая дверь. В полосе света стоял Петрович. Поманил Алика пальцем. Алик широко потянулся и сел, сунул ноги в растоптанные кроссовки.
— Тапочки-то с покойничка, наверное? А? — спросил он у Петровича.
Тот кивнул ему на дверь. Алик встал:
— Великий немой не хочет говорить. Не скучай, Андрюша, я скоро.
Они снова пошли по тому же подвальному коридору. Впереди, за стеклянными дверьми, суетились люди. Много людей. Таскали какие-то картонные ящики, фирменные коробки. Еще вчера мертвый дом ожил. Было видно: к чему-то деятельно готовились.
Но они не дошли до стеклянных дверей. Свернули на служебную узкую лестницу. Прошли один пролет. Второй. В тесном лифте поднялись почти на самую крышу. Внизу шумел лес. Дождь не переставал.
— Стоять! — скомандовал Петрович.
Алик так мечтал услышать его голос. А сейчас услышал и не обрадовался. Голос не предвещал ничего хорошего. Алик остановился у дверей на балкон. Петрович открыл дверь. Пихнул Алика на балкон. Внизу, под козырьком подъезда, стоял белый знакомый джип «чероки». Значит, «папе» удалось угнать его со стрелки. Значит, он договорился с чекистами. Петрович подошел к Алику вплотную. Прижал его к перилам балкона. «Неужели хочет сбросить на козырек?» — успел подумать Алик.
— Тебя предупреждали, — шепотом сказал Петрович.
— О чем? — не понял Алик.
— Тебе лампочкой мигали. Показывали. Микрофон в патроне. Патрон надо было вывернуть.
— Извини, — растерялся Алик.
— Пистолет давай. — И Петрович протянул к нему руку.
— Какой пистолет? — удивился Алик.
Петрович щелкнул указательным пальцем по носу Алика.
— Я не «старый пень». Понял? Пистолет у тебя за спиной. Давай, или я сам возьму.
Алик улыбнулся. Петрович перехватил его запястье, взял пистолет:
— Значит, ты пока не Саша.
— Почему?
— А потому, что мы не хотим, чтобы ты был Сашей. Понял?
Алик ничего не понял. Но на всякий случай кивнул.
— А теперь пошли,— сказал Петрович,— в этом доме только на балконах микрофонов нет. Запомни.
Георгий Аркадьевич сидел в кабинете в высоком кресле. Недовольно читал какие-то бумаги. Одни с размахом подписывал. Другие сердито отбрасывал в сторону. Ну просто глава солидной фирмы. И выглядел солидно. Твидовый костюм. Роговые очки. Алика он не замечал. Алик понял — это его стиль, выработанный годами: заставить посетителя смущенно топтаться, напоминать о своем присутствии.
Алик не стал ждать. Плюхнулся в мягкое кожаное кресло у его стола. Георгий Аркадьевич недовольно на него посмотрел. Сложил бумаги в красную папку. Постучал ребром папки по столу. На красной папке золотом горел профиль Ильича. «Папа» проживал сразу в двух измерениях — в новом, деловом, и в старом мире привычных фантомов.
Вошла маленькая, как девочка, густо накрашенная секретарша. В кабинете пряно запахло духами.
Секретарша молча забрала папку с Ильичом. И, стуча каблучками, скрылась за узкой дверью в дубовой панели.
Как только за ней захлопнулась дверь, «папа» подтянул к себе с широкого стола пачку «Мальборо», вынул сигарету.
— Я разговаривал с генералом. Очень он на тебя сердит. Очень. Требует немедленно тебя выдать. — Он закурил. — Зачем ты из лаборатории сбежал с документами?
Алик удивленно посмотрел на «папу»:
— С какими документами?… Я ничего у них не брал.
— Брось, — хитро прищурился «папа», — генерал говорит, что ты у них секретные документы увел! — «Папа» навис над столом. Подмигнул Алику. — Продать их документы хочешь?
Алик понял, что генерал сказал про документы для пущей убедительности. Как еще объяснить появление спецназа на стрелке? Только привычным чекистским клише: «Ушел с секретными документами».
«Папа» глядел на него с нескрываемым интересом:
— Покажи товар. Может, договоримся? А?
Пришлось ему объяснить:
— Я не для того ушел… Я ушел, спасая свою жизнь.
— Такие опасные дела? — посочувствовал «папа».
— Очень, — кивнул Алик.
— Чем занималась лаборатория?
Алик взял с его стола без спроса сигарету, закурил.
— Страшная сказка, — сказал он, выпуская дым. — Вы не поверите.
«Папа» заерзал в кресле от нетерпения:
— Ну хотя бы в двух словах.
— Не могу. Я подписку давал.
— Я же свой, — не унимался «папа». — Я твоего генерала, Витьку Калмыкова, еще по комсомольской работе знаю. Мы же свои люди.
— Так вы у него и спросите, — посоветовал Алик.
«Папа» разочарованно вздохнул и поглядел в окно.
Сквозь белые жалюзи проглядывала только серая дождливая муть. Лето кончилось резко. Враз.
Алик глубоко затягивался хорошей сигаретой, как дешевым бычком. Думал. Генерал его не открыл. Что-что, а чекисты свое слово держать умеют. Значит, Саши Ольшанского по-прежнему нет. Чекистам нужен Алик. А как его по-настоящему зовут — для них не важно. Только Петрович теперь знает про Сашу. И не хочет, чтобы это знал «папа». На кого же работает Петрович? Почему он сказал: «Мы не хотим»? Кто они — эти «мы»?
Алик не заметил, как «папа» обошел стол. Тяжело опустился в кресло напротив него. Хлопнул Алика по колену:
— Значит, к ним в лабораторию ты возвращаться не хочешь?
— Там смерть, — искренне ответил Алик.
— Ты смотри, — покачал головой «папа», — я думал, они уже полные импотенты. Все секреты свои распродали. А у них, выходит, еще что-то осталось.
Алик понял, что у «папы» появилась идея. И для Алика забрезжил лучик спасения.
— Если они доведут тему до конца, — сказал Алик, — катастрофа. Хуже ядерной бомбы.
— Ты смотри!… Надо же.
Короткой рукой «папа» пододвинул к себе селектор. Нажал клавишу.
— Чен не звонил?
— Еще нет, Георгий Аркадьевич, — раздался в кабинете звонкий пионерский голос секретарши.
— Найди его по трубке и сразу же на меня переключай.
«Папа» встал. Зашагал по кабинету от окна к окну.
— Совсем другой расклад. Совсем другие цифры. Но цель остается прежней. — «Папа» снова плюхнулся в кресло напротив Алика: — Ну, чекист, трудную ты мне задачку подкинул. Очень трудную. Ты хочешь, чтобы я спас твою жизнь за Сашу Ольшанского? Так?