name='FontStyle19'>руках у Боримечки осталось по половинке от каждой половинки. Аршин он тоже разломал на части, как ломают деревянный прутик.
—
Но помни! — обернулся он после этого к пленнику. — Если окажется, что дело твое нечисто, я и тебе голову скручу, потом оторву и — прямо в пушку!
И он устремил грозный взгляд на голову Рачко, такую маленькую, что она и впрямь могла бы уместиться в стволе пушки.
—
Иван, ты ступай на Зли-дол, а он останется здесь, — сказал Огнянов. — Он не шпион, а просто дурак.
Услышав, что страшного Боримечку отсылают куда-то прочь, Рачко облегченно вздохнул.
—
Прошу прощения, Граф, я могу и одежу починить этим разбойникам… Была бы только работа… а работа — не позор, и если ты человек честный…
—
О каких это разбойниках ты говоришь? — строго остановил его Огнянов.
В ответ Рачко доверительно шепнул:
—
Эти бунтовщики, прости господи, ведь они хотели крови моей напиться…
И он мигнул в сторону защитников укрепления.
—
Поставьте его на окопные работы! — крикнул Огнянов и отошел.
XXVIII. На укреплениях
К Огнянову подошел десятник.
—
Что скажешь, Марчев?
—
Неладное дело, — шепнул десятник. — Наши ребята головы повесили.
Огнянов нахмурился.
—
Кто заражает малодушием других, будет немедленно наказан смертью! — крикнул он раздраженно. — У тебя есть кто-нибудь на заметке, Марчев?
Десятник назвал четверых.
—
Позови их!
Обвиняемые подошли. Это были люди пожилые — портные и торговцы.
Окинув их строгим взглядом, Огнянов спросил:
—
Это вы, господа, развращаете ребят?
—
Никого мы не развращаем, — сердито ответил один из обвиняемых.
—
А вы знаете, как наказывается подобное поведение в такой критический час?
Ответа не последовало. Однако в этом молчании было больше упрямства, чем страха.
Внезапная вспышка гнева омрачила лицо Огнянова, но он овладел собой.
—
Расходитесь по своим местам, — проговорил он спокойно. — Мы подняли знамя восстания, и теперь уже поздно раскаиваться… Мы встретим врага здесь, и нечего поглядывать в сторону Клисуры… Вы защитите свои дома и семьи не тем, что вернетесь в город, а лишь в том случае, если будете твердо стоять здесь! Прошу вас, не ставьте меня в затруднительное положение…
Повстанцы не двигались.
Огнянов посмотрел на них с удивлением. Очевидно, так они выражали свой протест.
—
Что вы хотите еще сказать?
Повстанцы переглянулись, и один из них проговорил:
—
Нам все это ни к чему.
—
Я никогда в жизни ружья в руках не держал, — добавил другой.
—
Никто из нас не держал, — сказал третий.
—
Не по душе нам кровь проливать…
—
Струсили? — спросил Огнянов, думая пристыдить их этим вопросом.
—
Не грех признаться, если и…
—
Боимся, да! — злобно огрызнулся первый.
—
У нас семья, дети.
—
Мы свою жизнь не на улице нашли, — раздраженно прибавил тот, что был посмелее.
—
Ваша жизнь, ваши семьи, ваши дома ничего не значат по сравнению с освобождением Болгарии! А главное — с честью Болгарии! — дрожащим голосом воскликнул Огнянов. — Я еще раз прошу вас: не будьте малодушными, не заставляйте меня принять против вас крайние меры.
—
Непривычно нам из ружей стрелять да бунтами заниматься. Отпусти нас.
Огнянов понял, что добром он с ними не сладит… Негодование кипело в нем, но он старался сдерживаться. С горечью убедился он в том, что только глубокое отчаяние и боязнь борьбы придают этим малодушным людям решимость и смелость признавать себя трусами, не краснея от стыда, вслух, перед самим начальником.
От такого признания до панического бегства — один шаг. И Огнянов решил действовать беспощадно.
Нельзя было допускать дальнейшего распространения заразы. Дисциплина прежде всего!
—
Господа! Будете вы подчиняться велению долга или нет? — спросил он сурово.
Ответа он ждал с помрачневшим лицом и бьющимся сердцем.
В эту минуту за спиной Огнянова раздались громкие крики. Он повернулся и увидел неподалеку от себя Боримечку, гнавшегося за каким-то цыганом. Другие повстанцы, столпившись поглазеть на это зрелище, криками подзадоривали Боримечку, а тот, несмотря на свой богатырский шаг, никак не мог догнать босого и быстроногого цыгана… Некоторые даже стали целиться в
Вы читаете Под игом
