вникнув до конца в то, чего и кто от него добивался, он свернул все. Разрушил все, созданное не им одним, а всеми нами. И все из-за того, что не смог переступить через некоторые лично его касающиеся нюансы, без которых дело наше было невозможно завершить… До сих пор делаются попытки вернуть его обратно к делу, но он отчаянно сопротивляется…

— Лучше вам оставить Валерия Извекова в покое, — оборвала я его рассказ.

Виллен замолк. Глаза его немного, еле заметно сузились. Он помолчал немного, потом порывисто вскочил с кресла и приблизился ко мне:

— Встань!

Я попробовала, но поняла, что не смогу. Он тоже это понял, но прикоснуться ко мне, чтобы поднять на ноги, было, видимо, ниже его достоинства, а тратить время на то, чтобы вызвать охрану, было глупо. Поэтому он опустился на пол рядом со мной и одним пальцем поднял мою голову за подбородок. Единственным незабинтованным глазом я взглянула на него.

— Кажется, я прав. Ты действительно та, кого мы ждали веками. Зачем ты заставила меня рассказывать тебе все то, что знаешь сама? Кто ты?

— Я безумная, грязная девчонка, без имени, без прав, без защиты. Если на меня возлагали такие надежды, почему меня держали в таком скотском состоянии? Почему?

— Не было смысла выдумывать что-то иное, ты не могла бы оценить свое состояние, будь оно даже превосходным, — Виллен пожал плечами.

— Имя давать тоже не было смысла?

— Имя человеку дается один раз. И оно не должно повторяться. Во всей истории нашей цивилизации не было дано ни одного повторяющегося имени. Имя уникально, как и сама личность. Это в других реальностях миллионы носят одно и то же имя… А мы не могли так роскошествовать и тратить имена на то, чтобы переименовывать безумцев.

— Это сколько же имен надо придумать? — удивилась я.

— Годятся любые звукосочетания. Да и нас здесь мало, около двух миллионов. Первый мир малочислен… И все имена и судьбы известны… Твое имя было уничтожено при внесении записей. Это странно. И теперь уже ничего нельзя сделать. Тем более, если ты сама забыла свое имя.

— Но я его помню. И я помню высокого сильного человека, который нес меня на руках и несколько раз повторил его мне прежде, чем передал меня в какие-то чужие руки. Я помню и его, и свое имя…

Я удивилась, когда начала говорить это. Сначала мне показалось, что я снова под чьим-то внушением, но тут же поняла, что это действительно мои воспоминания. Я помнила себя маленькой девочкой, совсем маленькой, лет четырех-пяти, на руках у пожилого седовласого мужчины. Он бежал со мной по тоннелю. Я вцепилась обеими руками в его плечи и с ужасом смотрела назад, откуда доносился гулкий топот преследователей… Мы спаслись, но он вынужден был оставить меня с какой-то женщиной, перепуганной и безликой, и с юным, но достаточно взрослым парнем. Ни лиц, ни имен этих людей я не помнила. Но того пожилого мужчину…

— Он был высокий, седой и очень крупный, наверное, полный. У него было суровое лицо и жесткие руки… И ветвистый шрам на запястье…

Виллен нервно дернулся, хотя лицо его стало разве что чуть более сосредоточенным. Он подался вперед и поторопил:

— Ну, ну, дальше…

— Его звали Варскель.

Виллен в задумчивости провел рукой по подбородку и коротко бросил:

— Кто он был тебе?

— Я не помню. Может быть, я и не знала этого никогда, ведь я была безумна и слишком мала. Но этот мужчина не хотел, чтобы я забыла свое имя. Я — Рэста.

Эффект оказался поразительным. Виллен вскочил на ноги, прошел к своему месту за столом, протянул руку к пульту, отдернул ее, снова протянул, опять отдернул и повернулся ко мне. Он был… да, он был смущен и растерян. Я видела его всего лишь в течение нескольких, пусть насыщенных, минут, но успела убедиться, что верховный иерарх — человек, теряющий самообладание только в исключительных случаях.

— Мое известие оказалось некстати? — уточнила я.

Вместо ответа Виллен бросился ко мне и, крепко схватив меня за плечи, поднял и поставил на ноги. Я взглянула на него и поняла, почему мне знакомы эти карие глаза. Это были глаза Юры. Сейчас Виллен смотрел на меня так, как смотрел Юрка в те минуты, когда я подвергалась опасности.

— Рэста… Никому пока не называй свое имя. Особенно Даррине. Ты поняла? — он тряхнул меня.

— А в чем все-таки дело? — я попробовала высвободиться, но он держал меня железной хваткой.

— Дело в том, что мне очень повезло. А тебе наоборот. Остальное я расскажу тебе позже.

Он внезапно оставил меня, прошел к пульту на столе и нажал какую-то кнопку. В зал вошел один из дежуривших в холле телохранителей.

— Слушаю, Виллен, — телохранитель почтительно склонился. Это был крепкий, немного флегматичный на вид мужчина, совершенно бесстрастно готовый выслушать любой приказ хозяина.

— Вот за эту женщину, — Виллен показал на меня рукой, — отвечаешь головой с этой секунды и навсегда. Ничто другое отныне тебя не касается.

— Да, Виллен, — кивнул телохранитель.

— И горе тебе, если она подвергнется хоть малейшей опасности. Или вдруг исчезнет из твоего поля зрения. Я выбрал тебя, Марсен, потому что ты лучший из всех моих людей.

— Да, Виллен, можешь быть спокоен.

— Сейчас ты выведешь ее через второй выход, мимо Даррины. Отведешь ее пока в то помещение, где она содержалась раньше. Затем проследишь, чтобы были готовы комнаты в моем крыле… Отдашь распоряжение, чтобы женщину осмотрел врач и привел в порядок. Вечером доложишь.

Марсен ничего не ответил, только склонился перед Вилленом.

— Идите, — коротко приказал Виллен и отвернулся от нас. Марсен подошел ко мне и положил руку на плечо. Я уже была готова склониться под тяжестью этой руки, но она оказалась мягкой и легкой.

Несильно нажимая на мое плечо, Марсен повел меня совершенно в другую сторону от входной двери и подтолкнул к небольшому проему в дальней части зала. Я послушно шагнула туда, поняв, что мне действительно пока нечего бояться.

Марсен вывел меня в коридор, и снова началась бесконечная прогулка среди разноцветных стен. Марсен молчал, легкими пожатиями руки направляя меня. Я видела только неподвижный профиль телохранителя: высокий, слегка покатый лоб, низкие густые брови, глубоко посаженные глаза неопределенного цвета, упрямо сжатые губы. Несимпатичный человек. Хотя это не препятствие к тому, чтобы быть лучшим среди прочих.

— Что это за здание? — спросила я.

Он не ответил.

— Я задала вопрос.

— Я не получал распоряжения отвечать на твои вопросы, — ответил он.

— Но ты не получал распоряжений, запрещающих тебе делать это, — возразила я.

— В этих стенах лишняя информация — дополнительный риск, — отрезал он.

Больше он не произнес ни слова. Когда мы пришли, наконец, на тот этаж, где хозяйничал Кельстер, я уже еле держалась на ногах. Рыжий Кельстер распахнул перед нами дверь моей комнаты-камеры. Грязи и битого хлама там уже не было, постель была чисто застелена. Войдя следом, Кельстер оглядел меня и сказал:

— Добро пожаловать, все, как велела Даррина. Теперь ты должна быть довольна… Могла бы и отблагодарить меня за мои старания, как раньше! А?! — противно хохотнул он, не обращая внимания на Марсена.

Мне неожиданно четко вспомнились грязные потные лапы этого рыжего толстяка, от которых безумной Рэсте негде было спастись, его противное, тяжелое жирное пузо…

— Теперь-то ты будешь поласковее, а? — продолжал хихикать Кельстер и сдернул с меня одеяло, которое я уже едва удерживала на плечах.