все беды, которые обрушились на Поднебесную, были карой небесной за несоблюдение ритуалов и увлечение нововведениями. Большая часть открытий и изобретений, способных коренным образом изменить ход исторического развития, были преданы забвению.
По мнению многих исследователей, исход битвы при Кара-Сарае стал неожиданностью для обеих сторон. Хунны имели более чем троекратное численное превосходство, занимали более выгодную позицию и были настроены на безусловную победу, а для союзников предстоящая битва была скорее актом отчаянья, но никак не серьезной боевой операцией. Исход дела решила дружина конунга Олава Безусого, которая, опоздав к началу сражения, уже в сумерках напала с фланга на выдвинувшееся вперед левое крыло хунбаторов, элитной гвардии императора. В темноте хунны не смогли верно оценить численность нападавших и беспорядочно отступили, сминая собственные тылы. К полуночи битва превратилась в резню и закончилась почти полным истреблением крупнейшей в мире армии.
Получилось так, что один человек, оказавшийся в нужном месте в нужное время, изменил весь ход мировой истории'.
«Не каждому из вас удастся стать героем, увенчанным славой, увешанным орденами! Но те, которые не будут соблюдать форму одежды, героями точно не станут. Я об этом позабочусь».
1-я зарубка на Лампе, середина дня
Белый мундир, белая фуражка со светло-серым околышем и золотой «черепахой»… Козырек обычно бросал тень на лицо, и больше, чем глаза, брови и лоб, Лопо запомнил его подбородок, который почему-то казался неподвижным, даже когда отец что-то говорил. Нет, он, конечно, видел отца и в домашней пижаме, и в желтом костюме для игры в крокет, и просто в сером гражданском костюме – ему было уже восемь лет, когда в последний раз… Но лишь белый мундир был настоящим, а все остальное и тогда и потом казалось странным маскарадом.
«Полковник, вы должны понять, что между властью и группой истинных патриотов, которые приведут страну к процветанию, стоит лишь один человек, если можно назвать человеком это чудовище… Президент Уэста должен умереть, и приговор будет приведен в исполнение, независимо от того, согласитесь вы или нет. Но вы можете сберечь множество жизней лучших сынов отечества…» Тогда отец непривычно рано приказал горничной Зауре проводить его в спальню, но до темноты было еще далеко, а припасенная накануне книжка была прочитана как раз до того места, дальше которого было неинтересно. Он просто решил пройти в сад, чтобы сорвать пару персиков, тем более что прислуга была отпущена до утра, и проследить за ним было некому. От цели его отвлекли голоса в гостиной – спокойный ровный голос отца и еще чей-то, хрипловатый и монотонный…
«Ни у кого не должно возникнуть даже мысли, что преемники президента хоть как-то причастны к заговору. Нужен герой-одиночка, которому мы не можем обещать даже посмертной славы. Завтра Уэста будет стоять в полуметре от вас и цеплять на ваш мундир очередную бляху. Можно даже голыми руками свернуть его тощую шею…»
«У меня есть сын…»
«Мы позаботимся о нем. Завтра, когда вы отправитесь в Вальпо, верные мне люди отвезут его в Гидальго. Когда вы войдете в Мраморный зал, он будет уже на корабле. Пока о полковнике Эмиле да Пальпа не забудут, он будет жить и учиться в лучшем пансионате Ромеи. Я лично возьму на себя все расходы…»
Лопо вдруг стало страшно. Ему вдруг захотелось, чтобы все это оказалось сном, и проснуться. Но что-то подсказало ему: чтобы проснуться, надо сперва уснуть, и он быстро вернулся в постель, забыв о злополучных персиках. А утром отца уже не было. Заура разбудила его непривычно рано и начала торопливо помогать ему одеваться. Лопо хотел было возмутиться, но вспомнил о подслушанном вчера разговоре, и холод неизбежного вдруг пробрал его до костей. А потом и вправду был черный крытый автомобиль, двое в шляпах, пятипалубный корабль, зеленое море, белые чайки, чужой берег, пансион в Луадо, кадетский корпус в Равенни…
'Лопо, можешь сесть… Сегодня обойдемся без церемоний. – Генерал Раус плеснул в высокие гладкие стаканы по капле рома. – Позавчера собирался совет ДЦ[2]. Мы постановили, что смещение Гальмаро пока не имеет смысла. Война тогда может затянуться на неопределенный срок, а нам, в первую очередь, нужен мир, а потом уже демократия. Но Сезару надо преподать урок… У тебя сейчас Сандра, и, кажется, она не прочь задержаться. Это дает тебе шанс уцелеть'.
Генерал не спрашивал его согласия, он как бы советовался с Лопо, но да Пальпа прекрасно знал, что именно так в ДЦ отдают самые безнадежные приказы. И сам он перед началом мятежа тоже не интересовался согласием своих солдат и, тем более, офицеров – как только его назначили начальником гарнизона в Хавли, он начал собирать у себя всех, в ком был уверен, кто был чем-то обязан именно ему и недорого ценил собственную жизнь. А может быть, само место близ Каркуситантхи, проклятой дыры, врат Пекла, толкала людей на безумные, ничем не объяснимые поступки. Еще и Сандра увязалась, как будто ей больше всех надо…
Он вдруг вновь заметил, что Сандра здесь, рядом, что с того момента, как они сорвались вниз в странное и страшное голубое марево, она оставалась рядом, она была близко-близко, она была частью его. Она что-то бормотала, закрыв глаза, а руки ее мертвой хваткой стиснули его ремень.
Падение превратилось в полет. Или даже не в полет… Как будто они погрузились на дно прозрачного водоема и теперь вновь всплывали навстречу солнцу, распавшемуся на тысячи бликов, играющих на волнах там, наверху. Какой-то теплый восходящий поток подхватил их, не стесняя движений и не мешая дыханию. Лопо поочередно вспомнились чуть ли не все полковые капелланы, монахи и монахини скитов, затерянных в джунглях, жрецы и шаманы идолопоклонников, на которых приходилось нередко натыкаться там же, лейтенант Гримо, который уж точно не верил ни во что потустороннее. Скоро, очень скоро он будет знать, кто же из них прав… Был прав. Жаль только, что не с кем будет поделиться своим знанием. Только вот Сандра…
– Мне никогда не приходилось танцевать с покойниками, – вдруг сказала она, прервав невнятное бормотанье, посмотрела на него оценивающе и вновь закрыла глаза. – Хотя нет… Ты слишком сильно сдавил мне плечо. Мне больно, а у мертвых ничего не должно болеть.
– А как же муки Пекла? – Лопо решил быть еще спокойней и рассудительней, чем она, и старательно разжал пальцы, впившиеся в ее плечо. – Если бы мертвые грешники не чувствовали боль, как бы они принимали муки?
– Да, конечно… Не на Небеса же нас, в самом деле… Меня особенно. – Сандра с опаской посмотрела вверх, и по ее лицу, освещенному холодными зеленоватыми бликами, пробежала какая-то тень.
