облегчить себе половую жизнь. То же мошенничество, кажется, происходит и в Торонто, и во многих других местах. Сами по себе эти скрытые желания, разумеется, никак не дискредитируют принимаемую идеологию – человек может прийти к правильным выводам самым неправильным из путей. Но постольку, поскольку обсуждаемые мнения кажутся очевидно идиотскими всякому, у кого нет посторонних причин принимать их, пароксизмы интеллектуалов-
Возможно, идеология, которую я разнес в клочья, – это просто нечто, через что надо пройти, чтобы в достаточной степени освободить себя для осмысленных революционных проектов. Выпускницы школы феминизма уже сейчас понемногу переходят к поискам свободы для всех, и многим пережитое только на пользу. Всем нам есть чего стыдиться в молодости (марксизм, либертарианство, синдикализм, объективизм и т.д.) – если бы мы не думали когда-то в терминах готовой идеологии, то не дошли бы до той точки, когда можем думать самостоятельно. Быть троцкистом или иезуитом – все это само по себе значит быть верующим, иными словами, болваном. Тем не менее, энергичная пробежка по
Но не тогда, когда критики-женщины объявляются ренегатками и подвергаются обструкции, а критики-мужчины из принципиальных соображений игнорируются или поливаются грязью. (В точности параллельный механизм для обеспечения молчания работает у сионистов: критики-неевреи – это «антисемиты», а критики-евреи, уж конечно, снедаемы «ненавистью к себе».) Конечно, сепаратизм как социальная программа абсурден и полон противоречий (практически никто из сепаратисток не отделяет себя от патриархального общества настолько, насколько это делают сюрвайвалисты – и никто больше сепаратисток не лезет в чужие дела). Но и при частичной изоляции легче индоктринировать новообращенных и скрывать неблагоприятные факты и аргументы – кроме радикальных феминисток, это заметили кришнаиты, муниты и прочие тоталитарные секты. Большая удача то, что их доктрины и субкультура так неаппетитны на первый же взгляд. В самом деле, как я заметил, радикальный феминизм седеет – чем больше тухнет и сходит на нет политическая культура 60-х, тем меньше молодых женщин получает достаточно предварительного замачивания для успешной феминистской промывки мозгов. Радикальные (так сказать) феминистки младше 25 лет встречаются редко, и чем дальше, тем реже.
Итак, радикальный феминизм (и незачем пытаться оспаривать термин у теперешних его обладательниц) – это смехотворная, полная ненависти, тоталитарная,
ОБМАН КАТЕГОРИИ А В КРУЖКЕ
«Переработанный мир» – это хорошо сделанный, иногда смешной, по большей части не замусоренный жаргоном антиавторитарный журнал, выходящий в Сан-Франциско и нацеленный на работников информационной сферы – тех, кто трудится в Финансовом квартале и прилегающих цитаделях капитализма. Выпустив шесть номеров, каждый тиражом в несколько тысяч, «ПМ» получил в даунтауне что-то вроде культовой славы. Среди журналов такого масштаба он безусловно самый радикальный. Приятно видеть левое издание на 60-70 страниц, которое отпускает обычные антирейгановские банальности и пытается всерьез размышлять о наемном труде, промышленных технологиях и репрессивных реалиях повседневной жизни.
Учитывая все это, однако, выработанное мной мнение об этом издании в целом отрицательное. Его «курс» – а за редкими исключениями у «ПМ» есть определенная, хотя и скрытая идеология – более консервативен, чем кажется на первый взгляд. Все было бы не так плохо, если бы «ПМ» открыто признал свои политические убеждения и честно обсудил бы их с несогласными среди несогласных, – но именно этого «ПМ» и не позволяет. Журнал пропитан неискренностью, а тщательно сконструированный образ, предлагаемый читателями, фундаментально нечестен. Единственное, что хуже ленинистскоговангардизма, претензии на роль лидера – это сублиминальный, анархо- нечаевскийвангардизм. Его я и хочу проявить.
«ПМ» позиционирует себя как продукт «диссидентов офисного труда», постоянно твердящих о своей открытости, о нелюбви к сектантству и о здравом смысле:
Все это вранье. Настоящие офисные работники и сейчас составляют и, скорее всего, всегда составляли в коллективе лишь меньшую часть. Так или иначе, важен не точный процент, а подразумеваемый тезис: все антиистеблишментные идеи «ПМ» якобы спонтанно зародились в головах до того совершенно невинных офисных пчелок из Финансового квартала, работающих в условиях, которые, в лучших марксистских традициях, механически порождают «антиавторитаризм». Этот термин, кстати, тоже служит частью прикрытия – эвфемизмом для слова, которое в «ПМ» у всех на устах, но крайне редко попадает в журнал: (о ужас!)
Правда же в том, что доминирующая фракция в «ПМ» – включая правящую тройку в лице «Максины Хольц», «ЛюшиусаКэбинса» и «Луи Михельсона» – это технофильское крыло распавшегося сейчас Союза обеспокоенных коммуняк, который в конце 70-х собрал нескольких беженцев из разных ситуационистских группок и других либертарианцев и левых коммунистов. Почти все в «ПМ» имеют за плечами длинную политическую биографию, многие параллельно участвуют в других проектах – от анархо-синдикалистского журнала «Идеи и действие» до нигилистских коллажей «Аноми». Независимо от того, работают ли эти люди в офисах, они по сути, по личным приоритетам и самоидентификации – политические активисты, а работают только постольку поскольку. (Хольц, к примеру, иногда выполняет какую-то секретарскую работу – но коммунизм рабочих советов она выучила в Беркли, у своего преподавателя Михельсона.)
С того самого момента, как в «ПМ» № 5 недовольная сотрудница «ГиджитДиджит» дала (черному) коту высунуть голову из мешка, «тройка» пытается засунуть этого кота обратно: с одной стороны, туманно признавая прежние политические успехи, а с другой – яростно настаивая, что, по словам Михельсона (№ 6), «ПМ» не задуман профессиональными леваками, 'профессиональными революционерами', чтобы въехать в Финансовый квартал и просветить массы 'белых воротничков'». Это говорит человек, который заимствовал у Прогрессивной партии труда идею использовать безработных сотрудников журнала для того, чтобы проникать на избранные предприятия и разжигать там революцию! Че вечно жив! – но я не хотел бы оказаться на месте
Более тонкая манипуляция скрыта в самом формате проекта «ПМ» – на самом деле, необычайно жестком. Кто бы мог подумать, что сан-францисские секретарши, тем более работающие в информационном секторе, так важны и так четко выделяются из общей массы, чтобы оправдать существование более двадцати радикалов, производящих журнал специально для них? Унижения со стороны начальства, постоянное взвинчивание темпов работы, подхалимство, дискриминация, ненужная и сверхурочная работа – на фабрике или в магазине все это можно найти с тем же успехом, что и в офисе, а в деревне этого не меньше, чем в стильном мегаполисе. Если одни работники чем-то сильно отличаются от других, почему «ПМ» не говорит, чем именно? Или, поощряя солипсизм Сан-Франциско, они всего лишь
Если уж на то пошло, то коммунизм рабочих советов, который вскользь и без страшных политических слов пару раз рекламируется в каждом номере, – далеко не новость. Почему бы не ознакомить немытые массы с высшими достижениями диссидентской традиции? Думаю, кое-кто из читателей журнала следил бы за такими темами с интересом и не без понимания. Вера в то, что читатели «ПМ» слишком тупые или слишком нежные для исторических экскурсов и четкого политического анализа, выдает глубинное презрение манипуляторов к объекту манипуляции. Если авторы в состоянии изложить свои истинные взгляды, не используя надоевший жаргон – отлично! Но если уж нельзя сказать правду без тенденциозной терминологии, то нужно использовать ее,
