человека. И, конечно, — тем самым возвращался к греческому симпозиону, совсем как это сделал Филон. Почему это? Филона я понимаю — но «страх пред Ничто», отгоняющий человека от Бога — неужели даже Киркегар- довский «опыт» не может этот страх отогнать? Когда приедете — поговорим об этом.

Очень удачные рецензии Fondaneо Киркегарде помещены в той книге «CahiersduSud», в которой появилась моя статья. (20.10.1933).

В последнем письме упоминается журнал «Кайе дю Сюд». Речь идет о № 155 этого журнала, появившемся в октябре 1933 г., где были опубликованы 22 афоризма из статьи Шестова «О втором измерении мышления» (16 афоризмов из той же статьи вышли в «НРФ» в сентябре и октябре 1932 г., см. стр.82) и хроника Фондана, посвященная двум произведениям Киркегарда, недавно появившимся во французском переводе: «InvinoVeritas» и «LaRepetition». Через некоторое время в том же журнале Фондан, который все больше и больше интересовался Киркегардом, опубликовал еще две статьи о нем: «LeonChestov, SoSrenKierkegaardetleserpent» в номере 164 (авг./сент. 1934, см. стр.128) и «HeraclitelepauvreouNecessitedeKierkegaard» в номере 177 (ноябрь 1935, см. стр.158).

Доклад о Киркегарде («Религиозно-философские идеи Киркегарда»), о котором Шестов пишет Шлецеру в письме от 20 октября, он сделал 16 ноября на публичном собрании Религиозно-философской Академии. В прениях приняли участие Н.Бердяев, Б.Вышеславцев, А.Лазарев, А.Ремизов, Г.Флоровский, Б.Шлецер.

Лазарев, со своей стороны, тоже занимался Киркегардом и произнес о нем речь, по поводу которой Шестов ему пишет:

Хочется повидать Вас и в частности побеседовать о том, что Вы на докладе о Киркегарде говорили. Слышал от многих — Бердяева, Шлецера, Ремизова, Мочульского и т. д. очень интересные суждения о Вашей речи. Всем, как и мне, она показалась очень значительной и очень кстати сказанной. Подробности — при свидании, недалеком, хочу думать. (1.12.1933).

Шестов не указывает, где Лазарев выступал. Вполне возможно — 16 ноября на собрании Религиозно-философской Академии. Любопытно заметить, что в сохранившихся письмах 1933 г. Шестов ни разу не говорит о том, что он пишет книгу о Киркегарде, хотя и часто о нем упоминает.

В начале февраля 1934 г. Шестов получил письмо из редакции интернационального журнала «Ариэн Пат», выходящего в Бомбее, с просьбой дать статью на тему «Что достойно быть спасенным в европейской цивилизации». Журнал ему сообщает, что Жан Геенно, Карло Сфорца, Жюльен Бенда, Ж.Р.Блок и Стефан Цвейг уже согласились написать статьи на эту тему. Шестов принял предложение, и в августе 1934 г. его статья, озаглавленная «MenacingBarbariansofTo-day», появилась в этом журнале с заключительными словами: «Мы должны спасти свободу». Русский оригинал статьи был опубликован в «Вестнике РХД» № 119, 1976.

***

26 февраля 1934 г. Таня вышла замуж вторым браком за Жоржа Ражо (GeorgesRageot). Об этой свадьбе Шестов рассказывает Фане, которая в это время отдыхала на юге Франции:

Танина свадьба удалась превосходно. Мы до сих пор с Анной вспоминаем прошлый понедельник — и, вместе с тем, о том, что все так хорошо устроилось, благодаря тому, что тебе пришла мысль — устроить завтрак у вас. Одно только жаль, что тебя при этом не было — мы об этом тоже в прошлый понедельник не раз вспоминали. И действительно, очень жаль, и очень обидно было без тебя. А устроили все вот как. Еще накануне А. закупила кур, а Герман, который был у нас с Лазаревым в воскресенье, их отвез к вам и передал вашей прислуге. В воскресенье же А. заказала в Рами закуски и пирожки, а во французской кондитерской — большой сладкий пирог. Вина заказал Georges. В понедельник утром А. в мэрию не поехала, а, взяв с собой для помощи нашу femmedemenage, прямо отправилась к вам, так что к нашему возвращению из мэрии (в 11 3/4 утра) — уже все было готово. И все вышло великолепно: и сервировка, и самый завтрак. И прошло в образцовом порядке — и ваша прислуга и наша

femmeотлично прислуживали. Позавтракали на славу — даже французы, видно, были очень довольны и едой и вином, на которое они здорово, не по-нашему, налегли. Потом в гостиной пили кофе — французы очень насчет ликеров старались, а мы — не очень. Еще шампанское туда-сюда, и то в меру — а к ликерам только один Володя оказался способен. К 3 1/2 часам французы уехали — и тогда началось самое веселое интересное. Герман — как всегда в таких случаях, всех вдохновлял. Он сел за рояль и такую музыку завел, что, в конце концов, не только молодые, но и Анна в пляс пустилась… И так было, пока и самому Г. захотелось плясать. Тогда уже меня засадили за рояль — я играл рондо, а Герман командовал не своим голосом над пляшущими. Но к 5 ч. пришлось спешно кончать, т. к. в 6 часов уходил поезд, а ехать на вокзал нужно было на метро: забастовка шоферов тогда еще продолжалась. Так-то мы отпраздновали Танину свадьбу. Все было отлично — только тебя не хватало. И это было вдвойне обидно, т. к. все было по твоей идее устроено. А так у нас ничего нового. Таня и Жорж уже вернулись и сегодня начали свою работу у Hachette. У А. теперь меньше работы, она свободнее и чаще ходит к мамаше. И я стараюсь бывать почаще, чтобы ей было меньше заметно твое отсутствие. А Соня к ней ходит ежедневно: приносит с собой вязанье и сидит подолгу. Обе Надежды производят самое лучшее впечатление. Они великолепно ухаживают за мамашей — прямо удивляешься их умению и выдержке. Мамаша тоже к ним, видно, привыкла и не жалуется. [5.03.1934].

Вскоре после этого радостного события, 13 марта, 88 лет от роду скончалась мать Шестова Анна Григорьевна. Шестов пишет Лизе, Льву и Саше:

Получил ваши письма. Понимаю, как вам трудно было, может быть, труднее, чем нам. Нас каждый день второй половины этой зимы уже подготовлял к тому, что неизбежно должно было наступить. С января мамаша начала хворать. Сначала у нее сделалось внутреннее кровоизлияние

и врачи почти тогда не надеялись, что ее удастся спасти. Но все-таки удалось. Она настолько оправилась, что начала ходить по комнате и даже раскладывала пасьянс. Но через несколько дней она снова слегла; начался сперва бронхит, а потом становилось все хуже и хуже — и, несмотря на то, что принимались все возможные меры, она с каждым днем ослабевала и уже чувствовалось, что роковой конец неизбежен. 13 марта к вечеру все кончилось. Фани не было в Париже — но ей все-таки удалось за день до кончины мамаши приехать: ее вызвали по телефону. Трудно все это было. Единственным нашим утешением было и остается до сих пор воспоминание, что мамаша была избавлена от тех ужасов, которые выпали на долю многих людей ее поколения — что до последних дней она не знала сама нужды и не видела у своих детей и внуков нужды, трудно себе даже представить, что было бы с ней, если бы случайно не сохранилась ей возможность жить, не прибегая к помощи детей, у которых самих ничего не было. А ведь сколько старых людей оказались в таком положении и как легко могло бы случиться, что и она бы оказалась в таком положении. Бог ее от этого избавил, и каждый раз, когда я об этом вспоминаю, я не знаю, как благодарить Бога за это.

Очень, конечно, было грустно, что вас не было с нами в это время. Но что можно было поделать? Вызывать вас из такого далека мы не решались. Знали, что трудно — но приходилось мириться. Теперь вообще такие времена, что постоянно приходится мириться с тем, с чем мириться не хотелось бы. Вот и мы столько лет не виделись — никак не выходило ни нам приехать к вам, ни вам к нам. Начались было — лет 8 тому назад переговоры у меня с сионистами, но ничего они, кроме беготни по разным учреждениям [не дали]: мне с евреями не везет. Теперь я получил письмо от доктора Эйтингона, переехавшего из Берлина в Иерусалим. Он пишет, что возобновит переговоры, и выражает полную уверенность, что меня пригласят в Палестину. Д-р Эйтингон человек очень энергичный и, кажется, со связями в сионистских кругах — при том, в этом я не сомневаюсь, он в самом деле сделает все от него зависящее, чтобы добиться моего приезда. (22.04.1934).

В апреле 1934 г. в Париж приехал Мартин Бубер. Шестов был рад приезду Бубера, с которым его связывала искренняя дружба. 8 апреля Бубер навестил Шестова в Булони, а 13 апреля Шестов устроил в его честь прием у Ловцких, описанный Фонданом:

У госпожи Ловцкой, сестры Шестова. Прием Мартина Бубера. Эдмон Флег, Шлецер, д-р Либ, немецкий теолог в изгнании, и др… Чудесное лицо старого раввина Бубера. Красивое лицо мудреца, скрывающее внутреннюю глубину, откуда слова, на прекрасном, мелодичном, немного грассирующем французском языке текут медленно, обдуманно… Разговор идет о немецких, европейских событиях, о Гитлере, фашизме и коммунизме…

«Мы живем в эпоху действия, — говорит Бубер, — когда человечество осуществляет все свои мечты,