знал номер такси, из которого вышел потерпевший за полчаса до своей смерти.

– Вы понимаете, что это значит? – Кирилл расслабленно сел на стол и собрал на груди руки. – Это означает, что мы знаем, откуда ехал Головацкий – раз, и у нас есть по этому делу первый свидетель – два. Фамилию водителя можно узнать в течение четверти часа.

– Ты узнал?

Желябин, помня о своей предусмотрительности, признался, что этим вопросом еще не занимался. Зато узнал телефоны и имена главных лиц таксопарка.

– Молодец, Кирилл, – похвалил майора Кряжин. – Но вот только я не понимаю, какого черта ты до сих пор не привел сюда водителя такси с государственным номером «сто шестьдесят шесть».

Когда Желябин сел на стул, Кряжин, бормоча что-то, уже принимал листок бумаги с номерами телефонов и подтягивал к себе телефон. Допил чай, некоторое время листал телефонный справочник, найденный тут же, и только когда убедился, что номера на листке совпадают с телефонной книгой, набрал пять цифр.

«Удобно, – успел подумать при этом, – вместо семи набираешь пять. Экономия времени».

Экономии не получилось. Около десяти минут вызываемый номер был занят. Вероятно, таксопарк – одно из тех многочисленных мест в городе, где разговаривают больше, чем делают. Терпения Кряжину было не занимать. Он как-то раз звонил в магазин по продаже товаров интимного спроса и в течение получаса не мог переговорить с владельцем. И сейчас, когда телефон директора таксопарка был занят, словно телефон в диспетчерской, советник ничуть не удивился. Он нажимал и нажимал кнопку повтора, пока в трубке не раздался усталый длинный гудок. Короткий передых – и снова длинный гудок. Наконец гудок прервался на середине, и тяжелый голос поинтересовался:

– Кто?

– Что значит – кто? – опешил «важняк». – Я же не в дверь вам стучу. Но, раз уж все равно придется представляться… Старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России Кряжин. У меня к вам пара вопросов.

– Слушаю вас.

Он по голосу попытался понять, какого вида мужчина сейчас с ним разговаривает. Выходило, что собеседник – пухлый коротышка с тройным подбородком, страдающий одышкой и обязательно – в рубашке, под воротником которой висит узел приспущенного галстука. Типаж начальников гаражей, главных механиков и снабженцев.

– Я бы очень был вам обязан, если бы вы прямо сейчас назвали мне номера машин, которые у вас в таксопарке на ходу.

Вопреки ожиданию, что последует ссылка на занятость, он услышал:

– Нет проблем. У вас минут пятнадцать есть?

– Я не по мобильному звоню, – успокоил директора таксопарка Кряжин.

– Очень хорошо. Только у меня к вам одна просьба. Назовите себя полностью, пожалуйста, и свой номер рабочего телефона. И я вам тут же перезвоню.

Советник не выдержал и саркастически улыбнулся. К составленному им портрету добавились маленькие, хитрые, бегающие глазки и волосатые пухленькие ручки. Назвав свое имя, отчество и телефонный номер Желябина, он посоветовал набрать «02» и сверить цифры у дежурного.

Через две минуты телефон загудел зуммером времен первой чистки в правоохранительных органах.

– Браво, господин Илюшин, – похвалил «важняк» находчивость директора. – Переходите к нам, я вам должность начальника собственной безопасности Генпрокуратуры организую.

– Спасибо, Иван Дмитриевич, – отозвался директор, и в его голосе почувствовалась самоуверенность. – Каждый должен заниматься тем, что больше знает, и не лезть в то, в чем ничего не соображает. Так что я больше по двигателям внутреннего сгорания.

– А-а, – Кряжин улыбнулся одними губами и, приводя Желябина в ступор, закинул ноги на стол. – Это те самые, где топливо всасывается в цилиндр? Сила расширения толкает поршень в цилиндре. Движение поршня через коленчатый вал передается на маховик, который обеспечивает вращение коленчатого вала, а вращение коленчатого вала приводит в действие колеса автомобиля. Рабочий такт сменяется тактом выхлопным, который уступает место такту всасывания, который, в свою очередь, сменяется тактом сжатия… Теперь я могу услышать ответ на свой вопрос?

Директор, прежде чем сказать «конечно», помедлил, и было непонятно, чем это вызвано. То ли он услышал что-то, чего не знал ранее, то ли почувствовал, что разговор предстоит серьезный.

После того, как номер М 166 КК был упомянут, а он был назван в списке восьмым, Кряжин слушал директора и терпеливо крутил в пальцах карандаш. Двадцать пятая машина, тридцатая… Тридцать четвертая…

Придется дослушать весь список из сорока шести машин. Иначе терялся бы весь смысл предприятия.

– Благодарю вас, господин Илюшин. А теперь пусть вас не затруднит моя просьба продиктовать фамилии всех водителей, которые закреплены за каждой автомашиной. По экипажам, так сказать.

– Это же… девяносто две фамилии?

– Умножать на два я умею.

На выслушивание этого списка ушло минут тридцать. Директор все говорил и говорил, а Кряжин водил и водил грифелем карандаша по жирной линии, которой были очерчены две фамилии: «Пикулин, Сопьян».

– А что случилось, Иван Дмитриевич? – изнемогая от усталости, заплетающимся языком пробормотал директор таксопарка. – Кто-то из моих привез вашего коллегу на Большую Дмитровку и не дал сдачи? Не Водопьянов?

– Нет. Водопьянов молодцом, – покачал головой, словно знал предмет вопроса, Кряжин. – И вы молодцом. Знаете, где расположена Генпрокуратура. А звоню я, чтобы присутствие следователя прокуратуры не вызвало в таксопарке массу кривотолков, которые потом обрастут мешающими работать байками. Поэтому сделанное вами сейчас дело, процесс выполнения которого мог показаться вам на первый взгляд идиотизмом, нам очень помогло. Думаю, если у меня появится возможность когда-либо помочь вам выпутаться из сложной ситуации, я не задержусь с ответом. Только не просите меня надавить на следствие, если в отношении вас будет возбуждено уголовное дело, договорились? Я не часто произношу такие речи, требуя сотрудничества, поэтому цените, пока я еще жив.

Если не знать тонкостей и психологических аспектов вербовки, то такую продолжительную речь можно трактовать не иначе, как словоблудие оперативного работника, вешающего на уши абонента лапшу. На самом деле только что произошел контакт, о котором директор таксопарка даже не догадывается, но будет постоянно вспоминать разговор, и с положительными эмоциями – обязательно. Именно эти эмоции впоследствии не позволят директору ни в чем отказать Кряжину.

– Полную оперативную установку на обоих, включая связи. – И к Желябину, скользя по лакированной поверхности стола, подъехал листок бумаги с двумя фамилиями.

Расспросить о том, как можно два месяца расследовать сегодня совершенное убийство, опять не представилось возможным. Прихватив листок, Желябин вышел в коридор.

Едва за ним закрылась дверь, Кряжин позвонил Мацукову:

– Что нарыл, коллега?

Следователь признался, что ничего, ведь ему было велено заниматься бумагами и отвечать по телефону. Разве не так? Так вот, дело он оформил в соответствии со всеми требованиями Уголовно- процессуального кодекса и теперь готов предоставить следователю Генпрокуратуры. Что же касается ответов на телефонные звонки, то здесь ситуация неопределенная. Звонков нет.

Если бы Мацуков не уважал Генеральную прокуратуру, а он, как сотрудник прокуратуры районной, прокуратуру Генеральную глубоко уважает, то он сказал бы Кряжину, что не совсем понимает, кто в данной ситуации должен звонить и что ему отвечать, если речь зайдет об убийстве Головацкого. Но Мацуков промолчал, справедливо решив, что «важняку» из Москвы виднее.

– Сопьян и Пикулин. Знакомые фамилии? – Услышав отрицательный ответ, советник кивнул и сказал: – Это водители вашего пятого таксопарка. Полную оперативную установку по обоим. Жду звонка.

Приблизительно такой же разговор состоялся с Георгиевым, уже проделавшим половину той работы, на