здесь просто так я не могу… Люблю я тебя, – самозабвенно врал родственник. – Люблю. И готов на руках носить и сад перекапывать. А ведь только уеду, сразу все ваши деревья перерубят! Нет, Валерка бы одобрил.

И Олеся сдалась. Не то чтобы очень рассчитывала на его любовь, но на сыновние чувства надеялась. А сад – его впрямь могли погубить. Расписались тихо, без шума, даже гостей не звали. Просто посидели вечером втроем – мать, Олеся да сам Леонид (Ленка даже близко к столу не подошла), выпили молчком, как на поминках, и мать стала собираться домой.

– Нет, ну мам, ну посиди! – уговаривал сын. – Прям похороны какие-то устроили! Порадуйся хоть моему счастью!

– Какая уж тут радость, – отмахнулась старушка и поплелась до дому.

О том, чтобы проводить больную мать, Леонид даже не подумал. Бабушку проводила Ленка со своим дружком.

После свадьбы молодой муж сразу же пристал к жене с волнующим вопросом:

– Олеся, я все думаю – когда деньги пойдем снимать?

– Какие деньги? – не поняла та.

– Ну как какие! Ленкины! Я еще не работаю, ты тоже своим шитьем не миллионы зарабатываешь, на что жить-то будем?

– А ты не будешь устра… – хотела было спросить Олеся, но осеклась. – Я найду себе работу. А деньги это Ленины.

– Да?!! – взвился супруг. – Ленины?!! А ты не хочешь узнать – откуда они к ней пришли?!! Ей, между прочим, их мой отец передал, мой!!! И на что я эту Лену кормить буду?! Ты хочешь, чтобы я на своем горбу эту телку волок?!! Завтра же, слышишь?!! Завтра же утром ты пойдешь и снимаешь все, что там есть!!

Олеся выпрямилась, усмехнулась и проронила:

– На первое время у меня деньги есть, а там посмотрим… А как ты живо переменился. Зачем замуж-то звал? Из-за денег, что ли? Так ведь и развестись можно…

И тогда он ее ударил. Олеся даже не вскрикнула. Но ее молчание только разжигало гнев. Удары посыпались на бедную женщину один за другим. Но она лишь кусала губы и корчилась на полу, стараясь поглубже спрятать крик. Он бил ее безжалостно, не меняясь в лице, с холодным равнодушием. Увидев, что изо рта жены показалась тоненькая струйка крови, он брезгливо отошел.

– Только попробуй пожаловаться матери, сразу пришибу! – пригрозил он.

– Ты… не понимаешь… – хрипела женщина. – После смерти… Валеры… мне ничего… не больно…

– Да что ты?! – радостно удивился Леонид. – А твоей телке? Доченьке твоей богатенькой?

И Олеся со стоном впала в беспамятство.

Потом нелады в семье Горида стали потихоньку выползать наружу. Как ни таись, а в деревне ничего не скроешь. Да и Ленка терпеть не желала. При ней Леонид Олесю не трогал – Ленка бы мигом накапала Дарье Матвеевне, а тогда прощай надежды на дорогое состояние. Но девчонка глупой не была. Она что-то подозревала, постоянно кружилась возле матери, стала реже выходить на улицу, а на отчима смотрела волчонком. Ей, конечно, тоже перепадало, но Леонид подходил к этому изобретательно. Он бил девчонку только тогда, когда были причины.

– Ой, мам, вчера наша краля опять школу пропустила, – специально прибегал он к матери, чтобы отчитаться. – Пришлось ее по попе ремешком, а что делать? Я ж по-отцовски…

– Да знаю уж, видела, как ты ремешком, – вся спина у девки располосована.

– Да ну, мам, это она врет!

Или еще:

– Мам, а ведь наша-то модница дома вчера не ночевала, пришлось по заднице отходить. Ну не дело ведь, мала еще по рукам-то! Я ж не чужой, по-отцовски!

Однажды, когда по-отцовски он чуть не до обморока исхлестал девчонку, Дарья Матвеевна не выдержала. Позвала к себе сына и сурово ему выговорила:

– Ты здесь огнем-то не дыши, слышь, Леня, не Змей Горыныч! Знаю я, чего ты куражишься. Из-за денег все угомониться не можешь, думаешь, отец обделил тебя… А ты сам-то знаешь, сколько Валерка в сад вложил?! Ты видел, какой он нам дом выстроил? Неужели думаешь, мы это все только деревцами своими нажили? Да тут каждое второе бревно в доме – Валерино! И сад тоже его! Он же отцу за этими саженцами черт-те куда ездил! И Олеся каждую весну со мной тут топталась, помню – чуть приболеем я или отец, так она от нас не отходит, все на ней! Валера тебе и в могиле покоя не дает? А знаешь, что отец поровну хотел поделить наследство, а Валерка все тебе просил отписать, ничего ему не надо, сам все заработал! А после твоего приезда, когда ты даже не глянул на отца, даже не спросил – что болит-то у родного человека, Наум сам все завещание заново переписал! И не на Валерку записал, и не на тебя, на Леночку. Потому что у девчонки родных-то родителей нет. Отец наш ее подкинутую нашел, под елкой бросили. Поэтому Еленой и назвали. Мы в милицию обращались, да только родных девочки не нашли. Мы с дедом хотели у себя девчушку-то оставить, а Валера решил, что тяжело нам будет, себе забрали. И ведь Олеся ни разочка нам не выговорила – зачем, мол, дед, на шею хомут нам повесил! Она сразу к ней душой прикипела. Даже с родным ребеночком все время откладывали, хотели Леночку на ножки поставить. А уж потом, когда и решились, оказалось, что поздно. Вот и подумал отец – кто его знает, как она, жизнь-то, повернется. Валера обеспечен, а чтобы у него потом за Леночку голова не болела – куда девчонку устроить, да как ей угол выкроить, – Наум на нее все деньги и переписал. Да только на эти деньги сейчас немного купишь. А ты… обидел ты его сильно. Валера хороших докторов ему нашел, а он все свое гнул, не поеду в больницу, здесь помру. Валера-то сердился, ругался даже, только Наум на своем стоял. Отец перед самой смертью уже говорил, что не хочет он жить. Зачем за нее цепляться, если родной сын в гроб торопит. Так что сам себя вини.

После такого разговора Леонид и вовсе озверел. Прибежал домой и с ходу накинулся на Олесю.

– Так это я еще и чужого подкидыша кормлю?!! Кто-то вышвырнул за ненадобностью, а я, значит, от себя кусок отрывай! – хлестал он женщину тяжелым солдатским ремнем. – Еще и деньги ей! Я!! Родной сын