– Боже, как грубо…
Номер двухкомнатный. Если бы я жил в такой квартире, то не стал бы делать ремонт лет пять, чтобы вдоволь насладиться красотой и богатством убранства. Но рассматривать гобелены и мраморные колонны у нас не было времени. Все внимание на пластиковый чемодан и записную книжку, лежащую у телефона.
Да простит нас Виолетта. Не корысти ради мы перебираем ее трусики и блузки, а ради спасения ее же жизни. Складная вешалка для одежды, роман на немецком языке, вещи, вещи, вещи… Толстый кожаный кошелек. Пащенко раскрыл его и присвистнул. В нем покоились две банковских упаковки стодолларовых банкнот. «Лопатник» опять полетел в чемодан.
– Ничего…
Я поднял записную книжку. Все записи велись на немецком языке. Даже под номером мобильного телефона Гурона значилось – «Gurov Vadim». Одна из последних страниц блокнота была безжалостно вырвана. Я поднес книжку к окну, наклонив страницу к свету. На следующей странице продавливалась запись. Очевидно, она была сделана совсем недавно. И, скорее всего, вот этим карандашом, что лежит рядом с телефоном.
Очень простая операция по извлечению данных с чистой страницы. Я поставил карандаш под углом и стал быстро и легко водить им по листку. Когда лист из белого превратился в серый, в середине появился текст на русском языке. Очевидно, в спешке Виолетта лучше писала и соображала на русском, нежели на родном языке. А может, умела легко переключаться в зависимости от страны пребывания. Однако хреновый из нее частный сыщик. Разве нормальный человек оставит в номере двадцать тысяч долларов наличными и записную книжку со всеми своими связями?
«Ул. Ме…ная, 23, кв…2. 14.00».
– Расшифровывай! – Я кинул книжку прокурору. – У меня голова разламывается…
Тот не думал и трех секунд.
– А что тут расшифровывать? Это же не германская «Энигма». «Улица Мебельная, дом двадцать три, хата… Ты, случайно, не знаешь, сколько квартир в этом доме?
Нет. Я даже не знал, где эта улица находится.
Но это знал Пермяков. В тридцать пятом доме по этой улице проживали родители его жены. Через двадцать минут, потратив пять из них на заправку, мы подъехали к искомому дому. Воистину Гуров имел такое количество явочных квартир, что мог скрываться, меняя их ежедневно, до старости!
– Который час? – Вадим копался в бардачке, разыскивая фонарик.
До времени, указанного в записной книжке Штефаниц, оставалось тридцать пять минут. Скорее всего, в адресе сейчас нет ни встречающей стороны, ни прибывающей. Дом был двухподъездный и имел три этажа. Таким образом, номер квартиры мог быть либо вторым, либо – двенадцатым. Или первый подъезд, первый этаж, или второй подъезд, третий этаж. В любом случае весь двор был как на ладони. Автомобильная стоянка пуста, в окнах предполагаемых квартир никто не «отсвечивает». Всегда лучше догонять, чем ждать. Под урчание двигателя и теплый воздух, нагнетаемый из печки, я стал советь. Ничего, выйду из машины – разотру лицо снегом. А сейчас наслаждайся истомой, пользуйся случаем…
После того, как Ступицын не появился на работе в течение вчерашнего дня и сегодняшнего, стало ясно, что возвращаться на нее он не собирается. Никто в отделе не знал о его местонахождении, тревожить подчиненных и начальников звонками в ГУВД он, вероятно, стеснялся. Ступицын, как и Гурон, сейчас идут ва-банк. Или пан, или пропал. Тот случай, когда терять уже нечего, а перспективы еще маячат. Виолетта их последняя надежда. Если не удастся сыграть от пса, они сыграют от нее. Бросить бы ее здесь, дуру, за непослушание! Нет, потом всю жизнь расстраиваться буду. Подождем.
Сухие и горячие потоки воздуха меня доконали. Глаза слипались, словно на ресницах был клей. Сначала я решил на секунду закрыть глаза, чтобы снять напряжение. Раскрыв, понял, что стало еще тяжелее…
Когда я их раскрыл во второй раз, то понял, что пробыл в забытьи около минуты.
Бессонные ночи и усталость давили на плечи и затылок. Закрывая и снова открывая глаза, я чувствовал, что взгляд становится все мутнее и мутнее…
Еще через минуту я сломался.
– Антон! Антон!..
Разлепив ресницы и встрепенувшись, я увидел перед собой лицо Пащенко.
– Смотри – это она?
Через дорогу, сжимая в руке маленькую сумочку, шла Виолетта Штефаниц. Казалось, с момента нашей последней встречи, хоть та была и не так давно, она похорошела. Хотя это иллюзии. Я ее в первый раз увидел, когда мне «стрясли лампочку», и теперь я пребывал в том же состоянии.
По тому, как она уверенно прошла к третьему подъезду и вошла в него, становилось ясно – местом встречи избрана квартира с номером двенадцать, на третьем этаже. Едва она скрылась в темноте, из второго подъезда вышли… Гурон со Ступицыным и проследовали за ней! Гурон вел на поводке точную копию Рольфа. Не сумев получить от меня ответы на мучающие его вопросы, Гурон решил действовать наудачу.
А с подъездами ловко придумано! Похоже, в этом доме все квартиры явочные! Даму «проверили», после чего пошли на встречу. Значит, в квартире, как минимум, еще один человек, который и должен был пригласить немку внутрь. «Они сейчас подойдут, располагайтесь. Чай? Кофе? Глоток вина?». Возможен и второй вариант. В квартире человек десять отморозков. «Иди сюда, сука! На тебе по макияжу и падай сюда, к батарее!».
Пермяков меня лишь подогрел своим вопросом:
– Интересно, сколько их там?
Сколько бы ни было, надеяться нам не на кого. Поэтому все они
Просто некоторым людям для того, чтобы понять, что они не правы, нужно добиться своего.
Глава 6
– Ну, что? – Пермяков проверил пистолет и переложил его из кобуры в карман куртки. – Минут через пять можно идти.
– Черта с два, – отрезал я. – Будем ждать час. Иначе она опять ничего не поймет, и это будет продолжаться до бесконечности! Через минуту она убедится, что кобель на веревке – не Маркус. Еще пять потратит на возмущение и разочарования. Через десять догадается, что выйти из квартиры без разрешения ей уже не удастся. В течение получаса, после угроз и шантажа, она придет в ужас и по-настоящему напугается. Ее будут убеждать позвонить в Германию и перебросить на счет в терновский банк деньги для выкупа Маркуса. Она, понятно, не согласится. И вот, когда на гладильной доске нагреется утюг… Вот тогда и нужно стучаться в дверь двенадцатой квартиры.
Пащенко и Пермяков, перегнувшись через подголовники сидений, смотрели на меня, разинув рты.
– Струге, вы – маньяк, – заключил прокурор.
– С кем поведешься…
Однако оба согласились, что я прав. Раньше я бы так никогда не поступил. Но до этого и со мной так никто не поступал. Поговорка «клин клином вышибают» здесь более чем уместна.
Время тянулось медленно, но я дал себе слово открыть дверцу не ранее, чем через шестьдесят минут. Пусть немка впадет в отчаяние, а братки успокоятся, поняв, что подкрепления ей ждать неоткуда. Возможно, сейчас все и закончится. В квартире находятся и Ступицын, и Гурон. А также Штефаниц, которую в данной ситуации можно будет убедить в том, что пора смириться с потерей. Рольфа я все равно никому не отдам. Мысль вызвать Земцова пришла в голову сразу и всем одновременно, однако мы прекрасно понимали, что это не тот случай. Кроме шухера и сбора огромной толпы зевак, они не добьются никакого результата. Возможно, что эти мысли весьма самоуверенны, но каждый из нас согласился с тем, что лучше действовать втроем. Тем более что этот коллектив уже проверен временем и дорогами.
– Пошли. – Я распахнул дверь. – Утюг уже красный. Если не успеем, Виолетта Штефаниц уже никогда не появится на пляже в открытом купальнике.
Обойдя дом так, чтобы группу лиц, на лбу которых явственно читалось «ПРОКУРАТУРА», не было видно
