Этот вариант разговора именуется цыганским.
Повторив по просьбе Рольфа заказ, я окончательно расположил старушку к себе и вскоре выяснил, что зовут ее Марией Ивановной, живет неподалеку, имеет двухкомнатную квартиру и кошку Муську на иждивении. Обо мне она узнала, что я молодой ученый, занимающийся проблемами демографического кризиса, прибыл в город для социологического опроса населения сроком на одну неделю и имею на иждивении пса по кличке Рольф. Опрятность бабушки и запрошенная за проживание сумма меня более чем устроила. Мы договорились встретиться на этом месте ровно через час, когда пирожки будут распроданы. Это время я решил посвятить шапочному знакомству с городом, которому собрался отдать целую неделю своей жизни.
Оттащив Рольфа от термоса, я намотал на руку длинный кожаный поводок (подарок Пащенко) и направился прямиком в первый попавшийся на глаза просвет улицы. Как и положено в городах крупных и мелких, отдаленных от цивилизации и приближенных, от главного вокзала тянулась улица имени Ленина. В скольких городах я ни был, обязательно сталкивался с этим необъяснимо совпадающим решением каждого Горсовета. Такой, на первый взгляд, парадокс объясняется тем, что в первой трети двадцатого века деньги на переименование улицы Купеческой в улицу Ленина были, а в конце тысячелетия денег на переименование улицы Ленина в улицу Купеческую – нет. Поэтому улица Ленина во всех городах – основная. Положено по статусу.
А еще у каждого города есть свой запах. И именно с запахом ассоциативно связаны все воспоминания о нем. Мне очень понравилось, как пахли улицы Новосибирска. В их аромате я не чувствовал привкуса крови и подлости. Но невидимое не всегда является отсутствующим наверняка. Оно лишь затаилось…
Последний раз я разговаривал с женой по телефону с Терновского вокзала. Саша говорила, что очень соскучилась, постоянно думает обо мне и считает дни до встречи. Я повторял ей то же самое, стараясь не выдать голосом своего волнения. Но тогда я был не в зале суда, поэтому, наверное, и «сломался».
– Милая, милая моя… – Как много я
И это было ошибкой. Названный мною пароль обещал горе, разлуку и тоску. И моя бедная девочка поняла это.
– Антоша,
– Все в порядке! Ты что?! Я просто соскучился! Я побежал – сегодня «Рыбхоз» драть будут, и меня прокурор ждет!
Кое-как успокоив жену, я повесил трубку. Нет, не лги себе, Струге. Она все поняла. Но успокоиться можно было лишь тем, что она догадалась бы о тревоге в любом случае.
Завтра она снова будет звонить. И меня не окажется дома. Она не знает ни о проданной квартире, которую мы собирались соединить с ее, ни о Рольфе, ни о том, что я в очередной раз бегу от несчастья. Поэтому завтра я позвоню ей сам раньше назначенного времени.
Так мы дошли с Рольфом до огромной площади. Мне она очень приглянулась, а Рольфу – нет. Напротив, через дорогу в парк, возвышалась над суетой бытия белая куполообразная крыша замысловато сооруженного здания. По афишам, расклеенным рядом с монументальным входом, я понял, что это театр. Но перед ним, словно преграждая дорогу гражданам к прекрасному, стояли вооруженные гранитные атланты во главе все с тем же Лениным.
Рольф тянул поводок в сторону, стараясь убежать подальше от проезжающих мимо машин и снующих людей. Я решил, что первое знакомство, чтобы оно не было навязчивым, пора заканчивать и направляться на привокзальную площадь, где я «забил стрелку».
Добавив к плате за проживание еще половину, отчего старушка пришла в восторг, я договорился на бесплатные обеды и ужины. Осталось, как было условлено до отъезда, позвонить Пащенко, сообщить о своем местонахождении, выспаться и с завтрашнего утра готовиться к встрече с Виолеттой. Понятно, я не мог бегать вечность. И не мог поехать в Германию. Но официальные показания Виолетты были для меня важны, как воздух. Проблема заключалась в том, что я не был уверен даже в том, согласится ли девушка мне помочь в обмен на Рольфа. А Рольфа я отдавать не собирался. Но была еще одна, почти неразрешимая проблема. Согласившись мне помочь, Виоле бы пришлось раскрыть секрет рода, который хранится в тайне более трехсот пятидесяти лет. Слишком большая жертва для спасения одной, никому не известной и не нужной русской душонки. Моей жизни.
Моя голова и без того ломилась от перемен и одновременно от старых забот. Хотелось забыться, хоть на мгновение…
Все, Струге! Ты в Новосибирске.
Закрыв глаза, я опустил голову на подушку. Еще не войдя в сон, я слышал, как Рольф, мягко ступая, ходил и изучал комнату, на интерьере которой я даже не удосужился застопорить внимание. Вскоре шаги стихли и раздался стук толстого бока о деревянный пол. Ничего не поделаешь. Привычка – вторая натура. Нравилось Рольфу так ложиться, нравилось.
Глава 10
Ночь была беспокойной. Я до рассвета крутился на кровати, сдвинув в ноги одеяло, и находился в том странном состоянии, которое, наверное, испытывал каждый. Желание уснуть боролось с усталостью, и, одновременно находясь в каком-то полузабытье, я не мог из него выйти. Одним словом – невозможно ни крепко уйти в сон, ни окончательно проснуться. Рядом с домом проходила железная дорога, и стук металла доводил меня до исступления. Казалось, пол комнаты соединен с рельсами невидимой нитью и колыхался одновременно с перроном.
Рольфа эти неудобства не смущали, очевидно, он подходил к этой проблеме философски, но поднимал голову всякий раз, когда я начинал раздраженные движения на постели.
По привычке сосредоточившись и закурив, я сел за столик напротив темного окна. Сколько командировочных локтей вытирали по ночам этот подоконник? Радовало хоть то, что старушка вряд ли могла позволить этим командировочным пользовать кого-то из привокзальных шлюх на «моем» диване. Старой закалки бабушка, сталинской…
Только одно. Пермяков – ПРЕДАТЕЛЬ.
Но как об этом узнал Вадим?! Мы практически всегда были вместе! А это значит, что визит незнакомцев на «кукушку», посещение ими питомника УВД с убийством несчастного Шилкова – его рук дело. А значит…
Мне даже думать об этом не хотелось. Это означало, что Саша Пермяков, мой закадычный друг, человек, однажды спасший мне жизнь, – сволочь. И не просто сволочь, а человек, сотрудничающий с Гуроном. А значит – с Виолеттой.
Боже мой, Струге… Сколько ты еще не знаешь и сколько должен узнать, чтобы выжить? Пермяков – это не девочка из Германии, приехавшая в Россию искать пса, и даже не Гурон, отмороженный от макушки до пят
Теперь я точно не усну. Мне нужна правда, а не догадки бывшего «важняка» и нынешнего судьи. Мне нужна настоящая правда. Вот почему Пащенко и шептал, рискуя: «Обязательно позвони, как устроишься…»
До восхода солнца оставалось часа два-три. Я подтянул к себе пачку «Кэмела». Даже без часов смогу точно сказать, когда будет ровно половина седьмого. В шесть тридцать, постучав лапами по доскам пола, встанет и зевнет Рольф. Потом потянется от ушей до хвоста, подойдет ко мне и ткнется влажным носом в бок: «Пойдем, а?..»
Утром Мария Ивановна накормила меня чаем с пирожками, а для Рольфа она специально приготовила целую кастрюлю овсянки. «На целый день…» – пояснила она, и я был благодарен ей за заботу. Все утро, с самого рассвета, старушка месила тесто и готовилась к привокзальным торгам. Из дома мы с ней вышли одновременно, да и маршрут наш совпадал. Междугородный телефон находился на вокзале, и я
