Мы приземлились в аэропорту Шарля де Голля в Париже. Прямых рейсов на Лазурный Берег из Питера Air-France не делал. Здесь нам предстояло около часа ждать пересадки на внутренний рейс до Ниццы.

Василий Никанорович понесся искать ресторан поприличнее. Голод дал о себе знать, как только мы спустились с трапа. Аэропорт был огромный, и я жутко боялась, что мы тут заблудимся и пропустим свой рейс. Но Ползунов был заядлым путешественником и при полном незнании иностранных языков чувствовал себя как рыбак в воде. Он выбрал явно лучший ресторан, это следовало из цен, их в меню не было. Поскольку меня угощали, я решила ни в чем себе не отказывать. Салат, горячее, десерт, вино, кофе. Думаю, для олигарха счет за мой обед не станет причиной инсульта. Еда была по-французски изысканной. Жаль, что понять, что я ем, я не могла. Салат, кажется, был из морепродуктов. Мясо, если я правильно поняла, было телятиной. На десерт я взяла что-то из мороженого с ягодной подливой. Вино – Бордо, какое – понятия не имею, поскольку ничегошеньки в них не понимаю. Но обед удался на славу.

Наевшись, сытые и довольные, мы выходили из ресторана. Василий Никанорович щурился, как довольный кот. Еще бы! Ему удалось слопать чуть ли не вчетверо больше моего. Остается только догадываться, как это все в него влезло!

Не спеша спускаясь по лестнице, Ползунов машинально взглянул на часы. Издал пугающий звериный рык, схватил меня за руку, и мы понеслись. Он летел вперед, грузно топая огромными слоновьими ногами, вытянув голову и энергично работая левой рукой, в правой болталась я. Ну, чисто бешеный носорог в джунглях! Пассажиры с багажом и детьми разлетались в стороны. Моя рука была мертво схвачена его каменной дланью. Сама я болталась позади него, как воздушный змей на ниточке. Оглянувшись назад, я увидела солидную просеку, образовавшуюся за нами в наполненном людьми зале аэропорта. В рекордно короткое время мы домчались до стойки регистрации, покрыв на бешеной скорости расстояние не меньше километра. Как он при этом сумел найти нужную стойку, остается непонятным. Отдышавшись и оценив по достоинству наш забег, я новыми глазами посмотрела на спутника. Ай да толстячок! Какая форма, да еще и после плотного обеда! Даже Женечка вряд ли показал бы лучший результат, да еще и с грузом (я имею в виду себя) за плечами.

Плюхнувшись на свое место в самолете, я, наконец, смогла оценить потери, понесенные мной в результате нашего экзерсиса. Пара болезненных ушибов на правом бедре – влетела в груду чьих-то чемоданов, ноющие ноги – побегайте-ка на высоких каблуках! Но самое жуткое – наливающаяся баклажанной синевой рука. Она уже прилично распухла. Батюшки! Что же делать? Как я покажусь на Лазурном Берегу с такой красотой? Там жара, все ходят в майках, а мне, что, прикажете блузку с рукавом до середины кисти носить? В это время мимо нас с дежурной улыбкой проходила стюардесса. Увидев мою руку, она испуганно вскрикнула. Посмотрела на меня, на пофигистично глядящего вдаль Ползунова и, круто повернувшись, куда-то убежала. Вернулась она со льдом. Через двадцать минут отек спал, синева немного ушла, но зрелище было по-прежнему не радующее глаз. Что же делать? Ни один тональный крем эту красоту не скроет. И тут мой взгляд наткнулся на пассажирку в кресле напротив. Ее руку украшал пузатый стильный браслет шириной точно с мой синяк. Чудненько, как только прилетим, куплю себе такой же.

Снова подошла сердобольная стюардесса. Вынув мою онемевшую от холода руку из лоханки со льдом, аккуратно ее забинтовала. Выглядело вполне эстетично. Особенно когда я прикрыла повязку рукавом жакета. Поблагодарив отзывчивую девушку по-французски, с помощью единственного известного мне слова «мерси», я зло посмотрела на соседа. Колода бесчувственная! Хоть бы из вежливости поинтересовался, как я. У меня, можно сказать, производственная травма! Пострадала в рабочее время и по его вине.

– Ну, что? Все, что ли, вылечили? – отреагировал на мой пристальный взгляд Ползунов. Носорог бесчувственный! Так тебя теперь и буду звать, за глаза, конечно. Комиссионные я хотела получить любой ценой.

– Благодарю вас, Василий Никанорович, уже лучше.

– М-м. – И повернулся ко мне могучим затылком.

Поскучав пару минут, я решила прогуляться до туалета, проверить, не пострадала ли моя прическа во время забега. Вставая, я специально наступила на ногу носорогу своим остреньким каблучком. Понять, почувствовал он что-нибудь или нет, мне не удалось. Надо было подпрыгнуть, досадливо думала я, направляясь к туалету.

Вернулась я чуть не плача. Оказывается, во время нашего кросса я потеряла свои новенькие солнечные очки от Beblos. Когда мы сидели в ресторане, я точно помню, они были у меня на лбу. Во время бега меня так мотало из стороны в сторону, что они просто слетели.

Требовалось с кем-то поделиться обрушившимся на меня горем. Поэтому, плюхнувшись на место, я сразу начала изливать душу Василию Никаноровичу, о прежних обидах я уже забыла. Ползунов слушал меня молча.

– Представляете, только позавчера купила, они мне так шли, знаете, немножко изогнутая дужка, вот тут камешки, маленький, еще меньше и совсем крошечный…

Договорить я не смогла. В.Н. молча открыл кошелек, достал пятьсот евро и сунул мне в руку.

– Что это?

– Бери и не ной.

– Ну, знаете ли! Вы за кого меня принимаете?!

– За бабу.

– Заберите ваши деньги, – отчеканила я. – Кстати, сколько я вам должна за обед?

Ползунов странно посмотрел на меня и молча отвернулся.

Носорог! Толстокожий, тупой, самодовольный носорог! Больше мы с ним не разговаривали до самого приземления. При заходе на посадку мне удалось краешком глаза увидеть бухту Ангелов и Английский бульвар, на этот раз я сидела у прохода.

В аэропорту нас встречал представитель гостиницы на лимузине. О ля-ля! Первый раз в жизни прокачусь в этой роскоши. Когда я выходила замуж, верхом шика считалась черная «Волга» с кольцами на крыше и куклой на капоте. Других поводов покататься на такой машине у меня пока не было.

Что и говорить, приятно быть миллионером. Молочно-белая кожа сидений, отделка дверей из натурального дерева, бар, телевизор. Но что такое машина по сравнению с видом за окном! Я в Ницце!

В детстве я читала российских классиков, описывающих зарубежные вояжи пресыщенного дворянства. Во взрослой жизни часто видела по телевизору сюжеты светской хроники, в основном зарубежной, потому что российская элита вести элегантную светскую жизнь еще не научилась, в их исполнении это больше смахивает на свинство. И Ницца представлялась мне недоступным раем для миллионеров. Мы, простые граждане, все больше ездили по Турциям и Кипрам.

Прокручивая в голове эти мысли, я жадно глазела по сторонам. Толпа на набережной выглядела обыкновенно, не элитнее, чем в любом другом европейском городе. А вот количество и размеры яхт, действительно, поражали. Носорог, как сел в машину, так и рычал что-то беспрерывно в мобильник. Звонки следовали один за другим. Так что я была полностью предоставлена самой себе. Пока я впитывала в себя все увиденное, мы подъехали к отелю. Водитель открыл для нас двери машины, мы вышли, поднялись на пару ступеней и сразу оказались в прохладном роскошном холле отеля. Мрамор, мягкие диваны, фикусы в кадках. Мимо снует состоятельная публика. Это всегда как-то чувствуешь, даже если эти люди в шортах, майках и пляжных шлепанцах.

Ползунов не отрывался от телефона, а я робко жалась у него за спиной. Как здорово, что она такая широкая, если повезет, то меня вообще не заметят. Не повезло.

Носорог пошарил за спиной своей огромной лапой и вытолкнул меня к стойке регистрации, молча ткнув пальцем в какую-то карточку. Я стояла и тупо моргала глазами. Портье мило улыбался и чего-то ждал. Ползунов трендел по телефону. Прошло две минуты, три. Портье что-то ласково сказал по-французски, я пожала плечами, по-английски – та же реакция, по-немецки. Я начала ощущать себя умственно отсталой. Комплекс неполноценности развивался во мне пугающими темпами. Тут мой невоспитанный работодатель оторвался, наконец, от телефона. Он резко развернулся к стойке, не заметил моей изящно отставленной в сторону ножки, споткнулся, чтобы удержать равновесие, взмахнул руками. Правой ручищей он врезал в глаз любезно улыбающемуся портье, отчего улыбка сразу сползла с его лица. Второй чуть не треснул мне по