потрясающий», — рассеянно думала она.
Вода приятно сверкала голубизной. Движение в бухте было такое же оживленное, как и на лежащих внизу улицах Коулуна. Пассажирские и грузовые суда стояли на якоре или были пришвартованы у причалов Коулуна, заходили в бухту или выходили из неё, весело сигналя гудками. У дока со стороны Гонконга стоял эсминец королевского военного флота, а рядом на якоре — темно-серый фрегат ВМС США. По бухте рассыпались сотни джонок всевозможного размера и возраста — в основном рыбацкие суда, одни с двигателем, другие под парусом, которые неуклюже сновали туда-сюда. Словно многочисленные стрекозы, из этого потока судов выныривали переполненные двухэтажные паромы, и повсюду безбоязненно шныряли поперек установленных морских путей крошечные сампаны — весельные или с мотором.
«Где живут все эти люди? — пораженная, спрашивала она себя. — И как зарабатывают на жизнь?»
Номерной без стука открыл дверь общим ключом, и в люкс широким шагом вошёл Линк Бартлетт.
— Прекрасно выглядишь, Кейси, — сказал он, закрыв за собой дверь.
— Ты тоже. Скверное это дело с винтовками, да?
— Здесь кто-нибудь есть? Горничные в комнатах?
— Мы одни, но, похоже, номерные заходят и выходят, когда им вздумается.
— Этот вытащил ключ, когда я ещё не подошел к двери. — Линк рассказал, что произошло в аэропорту. Потом понизил голос: — А что Джон Чэнь?
— Ничего. Вел нервную, ничего не значащую беседу. Говорить со мной о деле не захотел. Думаю, он так и не оправился от того, что я оказалась женщиной. Оставил меня в отеле и сказал, что за мной пришлют машину к девяти пятнадцати.
— Так что, план удался?
— Удался на славу.
— Прекрасно. Получила?
— Нет. Я сказала, что ты уполномочил меня принять это у него, и предложила изначальный вексель на предъявителя. Но он изобразил удивление и сказал, что поговорит с тобой лично, когда повезет обратно после ланча. Он заметно нервничал.
— Не важно. Твоя машина будет здесь через несколько минут. Встретимся на ланче.
— В «Струанз» о винтовках сказать? Данроссу?
— Нет. Давай подождем и посмотрим, кто заговорит об этом.
— Думаешь, это могут быть и они?
— Запросто. Они знали наш полетный план, и у них есть мотив.
— Какой?
— Дискредитировать нас.
— Но зачем?
— Может, они уверены, что знают, как мы собираемся действовать.
— Но разве не было бы с их стороны разумнее вообще ничего не предпринимать, а заманить нас?
— Может быть. Но таким образом первый ход сделали они. День первый: конь пошёл на третью клетку от королевского слона[35]. Против нас предпринята атака.
— Да. Но кто её предпринял? И какими фигурами мы играем — белыми или черными?
Взгляд его посуровел, порастеряв прежнюю приветливость.
— Мне все равно, Кейси, но при одном условии: выигрываем мы. — И он вышел.
«Что-то случилось, — подумала она. — Возникла какая-то опасность, о которой он мне не говорит…»
— Держать все в тайне — самое важное, Кейси, — сказал он когда-то, в самом начале. — Наполеон, Цезарь, Паттон — все великие полководцы — зачастую скрывали свои настоящие планы от подчиненных. Только для того, чтобы дать им — а следовательно, и вражеским лазутчикам — возможность успокоиться. Если я чего-то не говорю тебе, Кейси, это не значит, что не доверяю. Но ты не должна что-либо скрывать от меня.
— Это несправедливо.
— А разве жизнь справедлива? Смерть справедлива? И на войне нет справедливости. Большой бизнес — это война. Я играю в него, словно это война, и потому-то я выиграю.
— А что выиграешь?
— Я хочу, чтобы «Пар-Кон индастриз» стала больше, чем «Дженерал моторс» и «Экссон» вместе взятые.
— А зачем?
— А мне, черт возьми, так хочется.
— Ну назови действительную причину.
— Ах, Кейси, вот за что я тебя люблю. Слушай и узнаешь.
— Ах, Рейдер, я тоже тебя люблю.
Тогда они оба рассмеялись, зная, что не любят друг друга — в том смысле, какой обычно вкладывается в это слово. Тогда, в самом начале, они договорились отложить обычное ради необычного. На семь лет…
Кейси посмотрела в окно на гавань и корабли.
«Подавлять, разорять и выигрывать. Большой бизнес, самая восхитительная игра в мире, лучше „Монополии“. А ведет меня по ней „Рейдер“ Бартлетт, мастер своего дела. Но время поджимает, Линк. Этот год — седьмой, последний. Он заканчивается в мой день рождения, двадцать пятого ноября, мой двадцать седьмой день рождения…»
До её слуха донеслось что-то вроде стука и звук открываемой общим ключом двери. Она обернулась, чтобы сказать: «Войдите», но накрахмаленный коридорный уже вошёл.
— Доброе утро, мисси, я — Первый Коридорный Дневной Чжан. — Чжан был седовлас и внимателен. Рот расплывался в улыбке. — Номер прибрать, пажалуста?
— А у вас разве никогда не ждут, чтобы сказали: «Войдите»? — резко произнесла она.
Чжан непонимающе уставился на неё:
— Мисси?
— А, ладно, — устало отмахнулась Кейси.
— Красивый день, хейя? Который номер сначала — Хозяина или мисси?
— Мой. Мистер Бартлетт своим ещё не пользовался.
Чжан оскалился в улыбке.
«Айийя, а разве вы с Хозяином не кувыркались вместе в вашем, мисси, до того как он вышел? Однако между приходом и уходом Хозяина прошло всего четырнадцать минут, и, когда уходил, он вроде раскрасневшимся не был.
Айийя, сначала предполагалось, что в моем люксе будут жить двое заморских дьяволов-мужчин. Потом выясняется, что один из них — женщина. И это подтвердил Ночной Энг, который, конечно, просмотрел её багаж и обнаружил серьезное доказательство того, что она — действительно она. А сегодня утром это с большим удовольствием засвидетельствовала Третья Горничная Фэн.
Золотистые волосы на лобке! Какая гадость!
А ведь Золотистый Лобок мало того, что не главная жена Хозяина, она даже не вторая жена, и — о- хо — хуже всего то, что у неё не хватило воспитанности сделать вид, будто она является таковой. Можно было бы не нарушать правил отеля и соблюсти приличия».
Чжан фыркнул. В этом отеле всегда существовали поразительные правила насчет пребывания дам в номерах мужчин — о боги, зачем ещё нужна кровать? — а теперь женщина открыто живет в варварском грехе! О, как вчера накалились страсти! Варвары!
— Нет, нет и нет, — умолял тот, как рассказывали Чжану.
