стремительно, один за другим принялись выходить из строя жизненно важные органы, отказываясь функционировать, как им положено; мне сделали пересадку сердца, заменили донорскими почки и печень, и, кажется, что-то еще, но все равно, несмотря на все усилия докторов, я быстро превращался в прикованную к больничной койке развалину… А финансируемые мною ученые все еще не нашли способа вернуть мне утраченную молодость или хотя бы поддерживать физическое состояние в неизменном виде; пока им удавалось только тормозить процессы старения отдельных органов, но не всего организма в целом; они даже научились запускать механизмы омоложения — но, опять же, лишь для отдельно взятой части тела. Увы! Самого важного, того, ради чего, собственно, я организовал все эти исследования — найти заложенную в нас природой программу старения, понять ее, а затем сломать, — это никак не получалось. Замечу в скобках, что не удалось добиться этого и по настоящее время, но сегодня мы как никогда близки к отгадке… Короче, я уже совсем было решился отдать приказ о помещении моего тела в криостат, как вдруг меня осенило! Если пока нельзя уберечь от смерти все мое тело, подумал я, почему бы тогда не попытаться сохранить для жизни только один его орган, самый главный, — мозг?
К достижению этой цели на первый взгляд вели два пути. Первый — считать с коры больших полушарий всю информацию: все, что накоплено в течение жизни, считать и занести в компьютер. Скажу сразу — первый путь пришлось быстро отбросить как неисполнимый. Ибо информацию на внешний носитель записать можно, но как оцифровать эмоции, чувства, переживания — то, что вы, люди, именуете обычно душой? И тогда, и сегодня — это совершенная утопия, сюжет для фантастов. Таким образом, на самом деле имелся лишь один способ: сохранить сам мой мозг, изъяв его из умирающего тела. И не просто сохранить, а при помощи вживленных электродов дать ему возможность видеть и действовать.
Как следует обдумав эту идею и приняв окончательное решение, я отдал приказ немедленно подготовить все необходимое для воплощения ее в жизнь.
Началась спешная работа. Я бросил на исполнение своего замысла все подвластные мне научные и финансовые ресурсы. Естественно, исследования и разработки велись в строжайшей тайне. Запреты в этой области тогда уже начали действовать. Хотя и не носили еще сегодняшнего глобального характера. Но нет худа без добра — это же обстоятельство позволило собрать под крышей моего университета лучшие умы человечества.
Сначала мы создали агрегат, в котором человеческий мозг мог существовать отдельно от тела. Затем встал вопрос, как сделать старческий мозг вновь молодым и работоспособным и — главное — постоянно поддерживать или же возвращать в это состояние, сохраняя при этом его индивидуальность. Ведь моему мозгу было ровно столько лет, сколько и мне. А чтоб ты знал, мозговая деятельность начинает, как правило, ослабевать годам к сорока.
Я, кажется, говорил, что мои ученые на тот момент уже имели в этой области значительные наработки. Им удалось идентифицировать набор генов, которые запускают программу старения мозга; они научились их блокировать. Таким образом, половина проблемы была решена — они могли уберечь мой мозг от дальнейшего умирания. Но этого было мало. Оставалось еще найти способы вернуть моим изъеденным годами извилинам прежнюю живость. И такие способы были найдены.
Старение мозга, как и остального организма, непосредственно проявляется в том, что клетки с возрастом начинают делиться все реже и реже, а потом этот процесс и вовсе прекращается. Так вот, мои ученые синтезировали особый белок — эпикталлон, который понуждал клетку делиться большее число раз, чем это предусмотрено ее биологической программой. А потом научились с помощью инъекций генетически измененных клеток продуцировать рост нейронов, вызывая тем самым процессы, обратные старению!
Когда все было наконец подготовлено, как технологически, так и организационно, мой мозг удалили из тела, поместили в специальный контейнер с плацентарной средой и вживили в каждое полушарие по двести пятьдесят шесть соединенных с компьютером платиновых электродов…
Очнувшись, я с ужасом осознал себя парализованным слепцом, медленно дрейфующим в неосязаемом океане мрака; при этом я лишился не только зрения, но и всех остальных чувств тоже. У меня осталась лишь одна-единственная способность — мыслить. И поверь, Георгий, очень скоро я пожалел об этом. Пожалуй, даже погребенный заживо не испытывает той степени отчаяния и страха, которую довелось испытать мне. Сказать по правде, я находился тогда на самой грани помешательства. А возможно — и за гранью.
Не знаю, как долго пребывал я в подобном состоянии — ни времени, ни пространства для меня не существовало, — только в какой-то момент царящего вокруг меня безвременья мне показалось, что движение мое приобрело некую направленность. Я словно бы падал, точнее, летел в гигантскую воронку, закручиваясь по спирали, вниз… А может, вверх… Все ниже и ниже — или, напротив, выше и выше. И вот, когда, судя по всему, был достигнут предел этого то ли падения, то ли полета, я вдруг увидел — не спрашивай меня, как такое возможно, — повторяю,
Было ли оно телесным или бестелесным, большим или малым — судить не берусь, вокруг не имелось ничего, что могло бы его ограничить, и никого, кто мог бы его измерить. Тем не менее я совершенно ясно, вот как тебя сейчас, видел висящий в абсолютном Ничто безвекий шар, окруженный множеством шарящих в пустоте рук. И его узкий вертикальный зрачок смотрел прямо в меня!
А потом я
Как оказалось впоследствии, мои блуждания вне пространства и времени, в глубинах собственного сознания, продолжались в реальном мире не столь уж долго; по прошествии нескольких часов я освоился с управлением — через компьютер меня подключили к множеству самых различных электронных устройств и приборов — и даже смог отчасти вернуть себе зрение и слух.
Правда, поначалу зрение мое носило весьма ущербный характер. Формировалось оно следующим, довольно примитивным способом: изображение с одной-единственной телекамеры поступало в компьютер, там преобразовывалось в нервные импульсы, которые по кабелю посылались непосредственно в мой мозг через вживленные в него электроды. Спросишь, что же я в результате видел? На самом деле не многое — белые точки электродов на черном фоне; из этих точек накладывались очертания находящихся перед камерой объектов. То есть я мог видеть лишь контурные линии негативного изображения людей и предметов; зрение мое было черно-белым. Тем не менее коммуникация с внешним миром была восстановлена.
Однако прогресс не стоит на месте. Успехи моих ученых в области нанотехнологий позволили заменить электроды, травмирующие мои ткани, на оптические манипуляторы — так называемые Бесселевы пучки пятого порядка; с их помощью можно воздействовать не то что на каждый нейрон мозга, а даже манипулировать отдельными атомами и микрочастицами. На сегодняшний день я воспринимаю полноценное цветное изображение происходящего повсюду, где установлены мои видеоглаза, а этих глаз у меня многие и многие тысячи! И не только здесь, в Центральном офисе. Я могу наблюдать почти за всем, что творится в городе, в стране и даже на планете! Мне не надо, подобно вам, смертным, вглядываться в дисплей компьютера — виртуальный мир формируется в моем мозгу. Я
Моя память не скована вашими человечьими объемами, к моим услугам непосредственный и мгновенный доступ практически к любым базам данных — они составная часть
Благодаря власти над киберпространством мне подчиняются мириады устройств, приборов и механизмов, целая армия созданных или модифицированных мною существ. Я
Усилиями моих ученых мозг мой не только не стареет, но и регулярно омолаживается, сохраняя при этом весь гигантский потенциал накопленных знаний и свою неповторимую индивидуальность. Я неподвластен времени, я
Я имею полную власть над собственным мозгом и могу задействовать его возможности в сотни, тысячи раз более эффективно, чем вы, люди. Ведь в обычном, человеческом мозгу значительная часть нейронов пребывает в спящем состоянии, а я с помощью пучков Бесселя в состоянии активировать их все одновременно. Поэтому скоро, весьма скоро наступит время, когда я получу власть над материей — я буду манипулировать самой структурой вещества на мономолекулярном уровне и тогда стану воистину