уверенность (жизнь) благодаря чувству первичного слияния с ней. Красивые ножки красивы, безобразные — безобразны — таково было мое (жизненное) уравнение. Каковы же ее ножки? Пожалуй, коротковаты, подумал я, проникать в них мне не захотелось. Они значили для меня меньше даже, чем камешки, которыми усыпана дорога. Я бессознательно неотрывно смотрел на длинную тень этих двух обнявшихся людей, словно пытаясь уцепиться за нее.

Мой взгляд и взгляд женщины встретились. Она резко передернула плечами, вздохнула, вздох где-то глубоко в горле превратился в крик, она сильно побледнела и упала на плечо мужчины. Мужчина тут же вскинул голову и посмотрел на меня. Он тоже закричал и вместе с женщиной сел на землю.

Я не ждал такого, и поэтому мое потрясение не уступало их. Не понимая, что могло так потрясти во мне, я, словно спасаясь от их крика, вытянул перед собой руку и увидел, что она прозрачная. В растерянности я посмотрел на другую руку, она тоже была прозрачной, будто ее не существовало вовсе. Я сложил вместе обе невидимые руки и стал пристально смотреть на них. Они были прозрачнее стекла, сквозь них был виден весь расстилавшийся передо мной пейзаж. Еще раз посмотрел на них, сложив вместе, и почувствовал, как в этих невидимых руках разрастается ужас.

Я закатал рукава — не только кисти, руки целиком были прозрачными. Расстегнул рубашку — грудь тоже была прозрачной. Задрал штаны — ноги тоже были прозрачными. Лица я не видел, но не сомневался, что и оно прозрачное.

Я стал человеком-невидимкой!

Ничего удивительного — я же лишился тени. И поскольку тени у меня не стало, совершенно естественно, исчезло и тело, являющееся источником тени. Я решил было обдумать, что произойдет, если поменять местами причину и следствие, но на такого рода мысли не было времени. Могло ли вселить в меня сладкий покой то, что унесли всего лишь никому не нужную тень? Но ведь вместе с тенью похитили и ее источник. Теперь меня не скроет ни отсутствие солнца, ни ночь. Вдруг я закричал. Это был неожиданно долгий крик, какой издавала, наверное, обезьяна в первобытном девственном лесу.

Мой крик привел в чувство влюбленных, и они, обгоняя друг друга, бросились наутек.

Я тут же снял с себя всё и остался обнаженным. Теперь меня уже никто не увидит.

Беспокоило лишь одно — как унести снятую одежду. Что подумают люди, увидев, как по воздуху летит свернутая комом одежда. Но, в то же время, и бросать ее не хотелось. Все-таки хороший летний костюм. Торопясь и не особенно раздумывая, я решил исходить из сложившегося положения — не так страшен черт, как его малюют: быстро свернул в узел ботинки и одежду, сунул его под мышку и побежал по узким улочкам и переулкам.

Только что кончился час пик. К счастью, даже в центре города в это время, как ни странно, попадались места, где не было ни души. Я знал этот район как свои пять пальцев. И хорошо представлял себе, на какой улице, скорее всего, никого не встречу. Однако это могло продолжаться очень недолго. Надо спешить. Но как ни торопись, чтобы добежать до дому, потребуется еще минут тридцать.

Я стремительно мчался по ущелью между утесами высоченных зданий. Исступленно бежал по заводской улице вдоль канала. Оставил позади улицу Р., одолел улицу W.

Однако, добежав до угла, откуда можно было пересечь улицу S., я столкнулся с толпой озорничавших мальчишек. Я поспешно бросил сверток с одеждой на землю и стал ждать, пока они минуют меня. Они уже совсем было прошли, но вдруг заметили сверток. Один из них протянул руку, чтобы поднять его. Я поспешно немного отодвинул сверток. Удивленный, мальчишка попятился назад.

— Смотри, одежка сама двигается.

— Двигается? Что ты мелешь!

Еще один мальчишка протянул руку с другой стороны. Мне ничего не оставалось, как снова отодвинуть сверток.

Мальчишки, в замешательстве отойдя на приличное расстояние, окружили сверток с одеждой. Один, самый отважный, приблизился к нему. Я схватил сверток и стал размахивать им.

Как же они перепугались! Вдруг один из них, удивленно вскрикнув, ткнул пальцем прямо мне в лицо. В самом деле, прямо в лицо. И сразу же мальчишки, охваченные страхом, с громкими криками, как сумасшедшие бросились бежать.

Что случилось? Может быть, на моем лице осталось что-то не исчезнувшее?

В полном недоумении я заспешил по улице — колебания, нерешительность в данном случае были неуместны.

Я добрался до угла, где начинался район L.

Здесь была табачная лавка, в которой я обычно покупал сигареты. Я посмотрел на свое лицо, отражавшееся в витрине. И чуть было не вскрикнул. Глаза — именно они не исчезли с моего лица и так напугали мальчишек. Одни глаза на прозрачном лице, как экспонат музея естествознания, плавали в воздухе.

Открылась дверь во внутреннюю часть дома, и вышла девушка. Она была влюблена в меня и в субботние вечера приходила ко мне учиться стихосложению, до поздней ночи я учил ее писать самые разные стихи. А в качестве вознаграждения любовался ее ножками. К счастью, они были красивыми и очень мне нравились.

Однажды наши взгляды встретились. Тело девушки окаменело в напряжении. И лишь чуть покачивалось вправо и влево. А потом в глазах появилась счастливая улыбка. Я вспомнил, что она всегда была готова совершить безумие, и поспешил расстаться с ней.

Отсюда до моего дома, если бы по дороге мне ничего не помешало, можно было добраться за минуту.

Но, к сожалению, шли дорожные работы и вся улица была усыпана острой галькой, идти по которой босиком было малоприятно. С трудом пройдя примерно половину пути, я столкнулся с женщиной, которая вела на поводке собаку.

Какая досада. Оглядываясь по сторонам, чтобы найти подворотню, где можно было бы укрыться, я вдруг увидел сзади себя тех самых мальчишек, они вели с собой полицейских — какой ужас!

Я решил бросить одежду — не до нее — и бежать. Но собака меня учуяла. Размахивая свертком с одеждой, я подобрал камень и бросил его в собаку. Женщина потеряла сознание.

Полицейские увидели, где я, и пронзительно засвистели.

Я припустил, не обращая внимания на то, что острые камни ранили мне ноги. Собака оказалась трусливой и лишь лаяла, не особенно приближаясь ко мне. Она недолго бежала за мной и вскоре вернулась к потерявшей сознание хозяйке. Я добежал до дальнего конца своего дома, повернул в переулок, перелез через забор и вошел в дом с черного хода. К счастью, я добрался до своей квартиры, никого не встретив.

Снаружи доносились трели свистков, — похоже, отряд полиции пополнялся. Но найти меня будет, видимо, трудно. На след их могли навести лишь мои глаза, подобные двум шмелям.

Я был уверен, что мне удастся спрятаться, и поэтому не испытывал никакого страха. Но когда мое невидимое тело распростерлось на кровати, из плавающих в воздухе глаз неудержимым потоком полились слезы. Я позволил им свободно литься, подумав: хорошо бы, глаза вытекли. Когда слезы высохли, вроде бы ушли и полицейские, — во всяком случае, снаружи стало тихо.

Постепенно квартира меня успокоила. Вместо исчезнувших очертаний моего тела роль кожи выполняли стены.

Успокоившись, я стал логически размышлять о случившемся, истолковывать его и, уяснив свое положение, начал думать о том, что необходимо выработать план решения возникшей проблемы.

Прежде всего нужно установить, что это за зверь. Больше всего поражало меня то, что на свете существует животное, способное пожирать тени. Самостоятельное расследование было мне не под силу, и я решил посоветоваться с какими-нибудь известными зоологами. Но в каком я окажусь положении, если они