Полицейский, какой бы он ни был продажный, наверняка будет его искать. Или наоборот. Поэтому и я должен сделать то же самое.

Парк мало что знал о музыке. В его айподе были плей-листы, которые собирала и загружала для него Роуз. Музыка, которую, как ей казалось, он должен слушать. Или просто песни, которые, как ей казалось, ему понравятся. Он слушал все и всегда старался слушать их именно так, как предлагала она.

«Вот это слушай по дороге», — сказала она, когда в первый раз составила для него список. Она сделала это после того, как купила ему айпод в подарок на день рождения и заметила, что спустя две недели после того, как он развернул подарок, айпод так и не был вынут из коробки. Роуз думала, что стоит ему увидеть, до чего это здоровская штука, как он начнет сам загружать в него музыку, отыскивая что- нибудь новенькое, чтобы расширить кругозор. Но он не стал.

Парку больше нравилось слушать то, что выбирала для него она. Он никогда не говорил ей, но Роуз сама стала подозревать, что он сознательно не загружал на плеер новую музыку, чтобы она чувствовала необходимость и дальше делать это самой. За несколько лет Парк постепенно наполнился музыкой, которая стала частью ежедневной коммуникации между ним и Роуз.

Названия списков песен:

Когда в конце дня она спрашивала, как ему новый плей-лист, какие песни ему больше всего понравились, Парк никогда не знал ни названий песен, ни имен певцов. Песни были письмами от нее; ему даже не приходило в голову обращать внимание на то, как они зовутся или кто их поет. Он говорил, что ему понравилась «та в середине, с таким радостным ритмом, только она какая-то грустная, про то, как на игровой площадке упал ребенок и все на него смотрят, а он там лежит». Или напевал ей мотив, как запомнил. Или, если она настаивала, напевал несколько строчек, застрявших в голове.

Вот о чем думал Парк, шагая вдоль очереди посетителей, дожидавшихся, пока их пропустят в «Денизон». Каждый раз, когда двери, оформленные под сильно потрепанные ворота осажденного замка, раскрывались, чтобы впустить очередное загорелое и подтянутое создание юных лет, до Парка доносилась часть песни, которую он когда-то напевал для Роуз. Только припев, который он пропел ей громким шепотом, с ритмом, который больше годился для вальса, чем для рока: «Это сердце горит, это сердце горит, это сердце горит, это сердце горит».

Из-за этого он на миг замер перед бархатным шнуром и привратником в костюме из состаренной кожи, как из блокбастера в стиле фэнтези, и кольчуге мифического воина, который ему кивнул:

— Здорово, Парк.

Двери закрылись, отрезав песню, и Парк вернулся из воспоминания о той ночи, когда он пел для Роуз.

— Здорово, Прист.

Он протянул руку, и Прист пожал ее, принимая в ладонь предложенный пузырек с порошком экстази.

Он взял его между указательным и большим пальцами.

— То же, что раньше?

Парк покачал головой:

— Лучше.

Прист сунул пузырек в карман и снял шнур с крючка.

— Сегодня большая вечеринка. Турнир в подвале. Лучшие гладиаторы.

Парк подождал, пока двойник Приста, молодой человек такого же сложения в таком же историческом костюме, нацепит ему браслет из коричневой микрозамши, застегнет его щипцами, защелкивая тонкую медную заклепку.

— Я здесь только встречаюсь с клиентом.

Прист взмахнул у двери похожим на булаву жезлом, переключая электрический глазок.

— Надеюсь, он уже там. У нас сегодня аншлаг.

Огромная дверь распахнулась.

— Как-нибудь найдемся.

Прист протянул ему кулак:

— Оторвись как следует.

Парк в ответ стукнул по его кулаку, этот жест никогда не казался ему искренним, но он научился делать его не морщась.

— Обязательно.

Он вошел в бетонный коридор с текстурным рисунком, с рельефом под настоящий камень, устье туннеля, вырезанного в склоне горы, на стенах которого пульсировали выступающие образы из «Бездны Приливов». Пустынные ландшафты из «Увядшего Края», «Деревни Орлиное Гнездо», понтонного города, который он никогда не видел и который казался собранным из отбросов крупного морского порта XX века, и «Логова Брралварра», великого дракона-гивра, яростно восстающего на отряд искателей приключений, затмевая их своей мощью.

Эти картины — то, что в реальном времени увидят сами игроки, профессиональные геймеры, находящиеся в игре.

Лезвие гигантской секиры прорубило стену, и Парк вздрогнул, узнав ловушку из «Заводного Лабиринта». Он остановился, глядя на нее и думая, может быть, где-то краешком мелькнет Люцифра. Наблюдая за чужой игрой, у тебя всегда был шанс издалека или поблизости заметить аватарку кого-нибудь из знакомых, друга или врага.

Но там ее не было. И потом сцена исчезла, сменившись «Вакхической Пропастью», непрекращающейся оргией виртуальной плоти, которая все безумнее и безумнее продолжалась в Вихре, кольцевом городе, окружающем по краю саму Бездну.

Послышалась новая песня, которую он не знал. Песня, вибрация от которой доносилась сквозь пол и стены из противоположного конца зала, за гардеробом и кассой.

На столе кассира грудой свалены ювелирные побрякушки, пакетики и капсулы с интоксикантами, пачка подарочных карт из элитных магазинов, несколько редких монет, пара ковбойских сапог из страусиной кожи, самурайский меч, чашка с ключами от машин, все с розовой карточкой на резинке, несколько толстых пачек денег, и на полу канистра с бензином на пятнадцать галлонов.

Кассир, мужчина, сбросивший робу, которая должна была делать его похожим на писаря, и