пристально посмотрел на Мэтью, не зная, насколько можно с ним быть откровенным.

— Где ваш отец? — спросил он. — Мне надо его повидать.

Взгляд Мэтью сразу потускнел, он потупил опухшие глаза и, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, пробормотал:

— Он спит. Я не хочу его будить. Нет, его лучше не беспокоить. От того все равно не будет никакой пользы.

Лицо Ренвика приняло суровое выражение.

«Что за странный дом? — спрашивал он себя. — И что это за люди? Мать, сын да и эта бедная девочка, Мэри — все запуганы одним всемогущим существом, главой семьи, неистовым Броуди».

— Не знаю, — сказал он наконец, холодно подчеркивая каждое слово, — найду ли я возможным продолжать лечение вашей матери, но во всяком случае передайте отцу, что я завтра заеду поговорить с ним.

— Значит, она долго проболеет? — прошептал Мэт.

— Да, возможно, что месяцев шесть.

— Как долго! — протянул Мэт. — А ведь она делает всю работу в доме. Как мы обойдемся без нее?

— Придется! — сказал доктор сурово. — Приучайтесь заранее обходиться без нее.

— Это почему? — спросил с тупым удивлением Мэт.

— Ваша мать умирает от рака. Вылечить ее невозможно. Она больше не встанет с постели. Через шесть месяцев она будет в могиле.

Мэт пошатнулся, как от удара, и, ослабев, сел на ступеньку лестницы. Мама умирает! Только пять часов тому назад она здесь ухаживала за ним, угощала его вкусным ужином, приготовленным ее собственными руками, а теперь она пластом лежит в постели, с которой уже никогда больше не встанет! Опустив голову на руки, он не видел, как доктор вышел, не слыхал стука захлопнувшейся двери. Пришибленный горем и угрызениями совести, он унесся мыслями не в будущее, а в прошлое. Его душа, ведомая памятью, бродила по всем тропам прошедшего, переживала жизнь сначала. Он ощущал нежную ласку материнской руки, прикосновение ее щеки, ее губы на своем лбу. Он видел, как она входила к нему в комнату, когда он, капризничая, валялся в постели, слышал, как она говорила, задабривая его: «Смотри, сынок, я принесла тебе кое-что вкусненькое!» Он вспоминал все выражения ее лица — ласковое, умоляющее, заискивающее, и всегда с той же печатью безграничной любви к нему. Потом это лицо представилось ему в тихой, ясной строгости смерти, но и на безмятежном лице умершей бескровные губы улыбались ему все с той же нежностью, какую она всегда щедро изливала на него. И, сидя в одиночестве на ступеньках лестницы, он разрыдался, твердя шепотом все одни и те же слова:

— Мама! Мама! Ты была так добра ко мне!

— Где моя горячая вода? — кричал Броуди. — Где моя вода для бритья?

Он стоял на площадке перед дверью своей спальни без пиджака, в брюках и сорочке и кричал вниз, чтобы ему принесли воду. Он не помнил такого случая, чтобы горячая вода для бритья не стояла уже наготове у дверей в ту секунду, когда она ему требовалась. А сегодня, когда он по привычке наклонился, чтобы взять кувшин, кувшина у дверей не оказалось. Такая небывалая, чудовищная небрежность вызвала сперва удивление, которое немедленно сменилось чувством горькой обиды, еще обострившим то злобное настроение, в котором он встал с постели. Сегодня утром происшествия прошедшей ночи представились ему в новом свете, и, перебирая их в памяти, он все больше и больше распалялся от мысли, что сын узнал об его связи с Нэнси и открыл место их свиданий в доме на Колледж-стрит. Негодование на то, что такой молокосос, как Мэтью, посмел вмешаться в его личную жизнь, заслонило воспоминание об опасности, грозившей ему вчера. Необычайное происшествие — выстрел сына — отошло куда-то в область фантастического, и сейчас в нем будило гнев только то, что ему помешали наслаждаться. Голова у него отяжелела от нездорового сна. Не покидавшая его забота о расстроенных делах, всегда таившаяся где-то в глубине мозга и встречавшая его при каждом пробуждении, усиливала горькое озлобление. А тут, как раз когда ему особенно хотелось побриться и освежиться, чтобы легче было привести в порядок расстроенные мысли, он не нашел горячей воды. «Вечная история! — сказал он про себя. — В этом проклятом доме человек никогда не может получить вовремя то, что ему нужно!» И в приливе законного возмущения он опять заревел:

— Воды! Сейчас же неси наверх воду! Черт побери, долго я еще буду стоять тут и ждать для твоего удовольствия! Воды, черт тебя возьми!

Никакого движения! К его полнейшему недоумению, мама не прибежала, запыхавшись, наверх в пароксизме страха и трепетной угодливости, с знакомым кувшином, из которого шел пар, с робким извинением на устах. Непривычная тишина царила внизу. Как рассерженный буйвол, нюхающий воздух, он, фыркая, раздул ноздри, но не уловил аппетитного запаха еды, в этот час обычно доносившегося из кухни. Он уже собирался сойти вниз, чтобы более энергичным образом предъявить свои требования, как вдруг отворилась дверь комнаты Мэта и оттуда под заглушенные слова чьего-то напутствия вышла Несси и робко приблизилась к отцу.

Появление дочери несколько умерило гнев Броуди, морщина на лбу разгладилась, злая гримаса губ слегка смягчилась. Присутствие Несси неизменно смягчало его, и, очевидно, по этой причине ее избрали для того, чтобы сообщить ему новость.

— Папа, — сказала она неуверенно, — мама сегодня не встала.

— Что такое?! — крикнул он, словно не веря своим ушам. — Не встала? Еще в постели? В такой час!

Несси утвердительно кивнула головой.

— Она не виновата, папа, — сказала она молящим шепотом. — Не сердись на нее, она нездорова. Она хотела встать и не могла.

Броуди злобно заворчал. Он считал, что жена его просто лентяйка, что она притворяется больной, и все это только отговорка для того, чтобы не подать ему воды для бритья. Потом он вспомнил о завтраке. Кто приготовит его? Он порывисто шагнул по направлению к спальне миссис Броуди, чтобы посмотреть, не заставит ли жену одно его появление забыть о нездоровье и заняться более полезным делом, чем лежанье в постели.

— Маме всю ночь было очень плохо, — продолжала Несси. — Мэту пришлось бежать за доктором.

Броуди остановился, как вкопанный, при этом новом потрясающем известии и воскликнул удивленно и сердито:

— За доктором! А почему мне ничего не сказали? Почему со мной не посоветовались? В этом доме все делается за моей спиной, без моего ведома! Где Мэт?

Мэтью, подслушивавший за приоткрытой дверью, медленно вышел на площадку. По его осунувшемуся, измятому лицу видно было, что он не ложился. Он с тревогой поглядывал на отца. Но Несси уже сделала первый шаг, сообщив ошеломительную новость. Теперь Мэту легче было говорить с отцом.

— Почему ты не сказал мне об этом… об этой истории? — спросил Броуди свирепо. Он отказывался поверить в эту «болезнь». По его мнению, все было только заговором против него, выдумкой, чтобы досадить ему. — Почему ты сперва не обратился ко мне?

— Я не хотел беспокоить тебя, папа, — пробормотал Мэт. — Я думал, что ты спишь.

— Какая неожиданная заботливость! — усмехнулся Броуди. — Не всегда ты так заботишься о моем здоровье, а? — Он сделал многозначительную паузу, потом спросил: — Ты позвал Лори? Что он сказал насчет нее?

— Нет, это был не Лори, — смиренно поправил Мэт. — Я не мог добраться до него, папа. К ней приходил Ренвик.