рюмкой водки и пузырьком валокордина.

– Не верю, – с порога бросил Земцов.

– А кто в это поверит? – Пащенко поднял красные глаза.

Опер очень хорошо понимал состояние прокурора. Со Струге они были лучшими друзьями. Друзей легко терять в юности или в старости. Но оставаться без них на исходе четвертого десятка – самое страшное. Это тот случай, когда новых завести уже практически невозможно.

Прокурор молча достал откуда-то из-под стола початую бутылку «Абсолюта» и второй стакан. Так же молча налил и поставил рядом. «Хочешь – пей. Не хочешь – твое дело».

Земцов выпил.

– Что произошло?

– Инсульт. Больше ничего не знаю. – Пряча под стол бутылку, прокурор добавил: – А какая теперь разница – что случилось? Случилось то, что Струге умер.

«Ирония судьбы, – подумал Земцов. – Струге здесь начинал работать. Здесь же его и отпевают. В суде не до этого. У них Президиум на носу».

– Где тело?

– В морге. Только не тело, а урна с прахом. Жена забирать отказалась, вот и стоит ваза неприкаянная. Завтра поедем хоронить.

– Он тебе ничего о Пасторе не говорил? В смысле – перед смертью? – Угасала последняя надежда.

– Слушай, Саша, иди на хер, пожалуйста...

Земцов и сам уже понял, что прокурору сейчас не до расспросов-ответов. Он встал и попрощался. Все рушилось на глазах. Нет Струге – нет общака. И он, медленно выйдя из прокуратуры, направился к себе. Прекращать оперативное дело. И заодно попытаться чем-нибудь отвлечься.

А чем еще можно отвлечься, кроме работы?

– В управление, Макс...

До здания РУБОПа они не доехали около сотни метров. Земцов вдруг резко хлопнул себя по колену и хмыкнул. Макс, будучи хорошо осведомленным в непредсказуемости характера своего шефа, сбросил скорость до минимума. «Кажется, придется разворачиваться...»

– В городской морг.

Да, придется. На сто восемьдесят градусов. Макс привычно вывернул руль до отказа и, когда машина встала в обратном направлении, бросил руль. Баранка крутнулась обратно, и он, поймав ее, продолжил движение.

– Я тебе сколько раз говорил – не бросай руль?! – рявкнул недовольный Земцов. – Руками его выворачивать нужно, а не бросать! Вы и в работе все так, через член кидаете!..

Ого... Макс незаметно вздохнул. Если у шефа такое настроение, то работать придется до упора. Может, и на ночь придется остаться. Лишь бы пообедать время дал. В такие минуты Земцов забывал и о еде, и о сне...

У тоннеля была пробка. В Тернове, как и в других городах России, автомобильные пробки возникают по двум причинам. Первая – авария в узком месте. Вторая – когда движение выходит регулировать сотрудник ГИБДД с полосатой палкой. Во втором случае движение может быть парализовано во всем городе. Это был второй случай. Светофор мигал в дежурном режиме, а участок движения был таков, что каждый из участников считал себя правым. На перекрестке стоял малолетний сержант и судорожными взмахами палочки пытался разрешить неразрешимое. Водители пытались расшифровать его чарли-чаплиновский танец с тросточкой и, высунувшись почти по пояс из окон, в полный голос матерились.

Макс, рискуя отрихтовать свою и чужую машины, закинул на крышу маячок и взял в руку переговорное устройство.

– Прекратить движение! – раздалось на перекрестке. – Всем стоять!

Повторив это еще несколько раз, он с трудом преодолел перекресток, проехал еще двести метров, и в салоне воцарился мрак. Машина въехала в тоннель. Пользуясь бликом ламп, Макс бросил взгляд на начальника. Тот сидел и в глубокой задумчивости кусал ус. Да, работы сегодня будет много...

А вот и морг.

– Сиди, я скоро, – остановил движение Макса Земцов. – Я на пару минут.

С налета ничего выяснить не удалось. «Если интересует урна, то она в крематорской, – сказал санитар, – только не пойму, урна-то вам зачем?» Между тем подробности выяснить было необходимо, и Земцов задержался, чтобы задать этому всезнайке еще несколько вопросов. Тот стоял над телом какого-то мужчины и равнодушно ел беляш.

Сглатывая слюну, Земцов стоял над трупом, вместо лица которого зияла кровавая яма. «Несчастный случай на охоте», – пояснил молодой санитар.

– Опознание тела Струге было?

– Да, – ответил санитар. – Приезжала жена покойного со следователем. Пришлось ее полчаса откачивать.

Он жевал беляш, старательно поглядывая на то место, где под тестом должно быть мясо. Другой рукой он опирался на каталку.

– Что, мужа так сильно любила? – поинтересовался опер, чувствуя отвращение к санитару. Как можно жрать, когда перед тобой труп?! Эти ребята вообще здесь «маму теряют»!..

– Да нет... – помялся парень в синем халате. – Но все-таки жили вместе. Вы же понимаете?

– Сразу опознала? – Земцов понимал, что задает бестолковые вопросы, но остановиться не мог.

Санитар усмехнулся.

– Все очень просто. Она так и сказала – это тело моего бывшего мужа, Струге... Как его дальше?.. Забыл. Простите. – Он смущенно взял труп за запястье и поправил лежащую кисть. После этого он рукой, что поправлял труп, взял беляш и продолжил трапезу.

Земцова передернуло. Он попрощался и вышел из этого не самого из всех приятных заведений города.

Опер сам не знал, чего хочет. Очевидно, по причине своей привычки все и всегда доводить до конца, он и пытался сейчас сделать все, что, по его мнению, нужно было сделать. Какой-то червячок точил его изнутри, и, как Александр Владимирович ни старался, раздавить его он не мог. Что-то не сливалось в его понимании в единую картину. Это как если бы в полотно «Похищение сабинянок» кто-то взял бы и вписал фрагмент «Похищения Европы». Ему очень хотелось плюнуть на все и забыть. Но плюнуть не получалось.

В подобных случаях всегда доставалось Максу. Земцов потом извинялся, но Макс никогда и не обижался. Они вдвоем, начальник и подчиненный, представляли некий симбиоз и работу один без другого уже не представляли. Земцов возвращался в РУБОП...