Шкаликов просто так не собирался. На случай ареста у него была припасена однокомнатная квартира, к стенам которой были прибиты половики. Они для судебных приставов-исполнителей должны были сыграть роль ковров. Ее-то, эту квартиру, пять лет назад у Шкаликова и отмели. Ведь что-то они должны были отмести, чтобы успокоиться? Конфискация ведь, черт побери...
– Ку-да?! – рявкнул хозяин атласного халата, глядя, как Востриков вслед за Струге пытается усесться рядом на роскошный диван. – Кыш отсюда!
С блатным зоновским акцентом у Шкаликова было все в порядке, поэтому Миротворец подскочил, словно сев на змею.
– Иди на кухню, фантик, возьми табурет и «зачалься» где-нибудь у порога, чтобы духа твоего здесь не было...
Вот такая несправедливость. Востриков исполнил пожелание хозяина дома и скромно присел в коридоре, метрах в трех от стола, ломящегося под снедью. Покушать Шкаликов любил, а еще больше любил пофилософствовать.
– Странный вечер сегодня, однако. Вы не замечаете, Антон Павлович? Ко мне в гости пришли судья, который приземлил меня на пятерик, да зоновский педераст. Хорошая у нас компания. Нас очень многое связывает. Образ мышления, например, работа... Вы присаживайтесь, Антон Павлович, мой стол – ваш стол.
Последние слова Шкаликов, кажется, произнес на самом деле от всего сердца, поэтому проголодавшийся Струге не преминул воспользоваться возможностью. Было бы несерьезно отказываться от еды в доме человека, который хоть и не по своей воле, но все-таки спасает твою жизнь. Принцип того, что в доме врага никогда не едят, здесь выглядел бы смешным. Да и какой Шкаликов враг? Струге – не из НКВД, а Шкаликов – не английский шпион.
Хозяин наложил в тарелку заморских кушаний и поставил на пол рядом с собой.
– Фантик, иди возьми.
Глядя, как вечно голодный Миротворец вернулся с тарелкой на табурет и принялся за еду, он, гонимый мыслью о том, что в его доме харчуется «чухан», не удержался от реплики:
– Фантик, это тебе на малолетке надолбили столь гнусный партак?
Востриков обреченно мотнул головой – рот был набит курицей с сыром.
– А сейчас под «хвост» не зашпиливаешь?..
Лихорадочное мотание головой – «нет».
– Хоть это радует... Антон Павлович, чем обязан визиту столь высокого гостя? – Этот вопрос был обращен непосредственно к Струге.
– Савелий Викторович (память Антона на имена не подводила еще ни разу), меня и упомянутого вами господина в данный момент преследует небольшая банда. Не думаю, что это коллектив присяжных заседателей. Скорее всего это люди, желающие моей смерти. Все бы ничего, но мне очень не хочется, чтобы и этот товарищ, – Антон показал на Вострикова, – попал к ним в руки. Судя по всему, сейчас в подъезде осуществляется поквартирный обход на предмет нашего обнаружения. Если позвонят в дверь, не открывайте. Хорошо?
– А знаете, как хочется открыть? – улыбнулся во весь рот Шкаликов, обнажая около десятка золотых зубов. В его левый клык был вставлен маленький бриллиант, отчего улыбка всегда приобретала какой-то мистический характер. Бриллиант хотели конфисковать вместе с квартирой, но адвокат Шкаликова сумел убедить суд в том, что алмаз в клыке его подзащитного носит не материальную, а моральную подоплеку. Шкаликов-де рожден в мае, и алмаз – это камень его души и поддерживает в покое его ауру.
После вопроса Антон понял, что здесь он в безопасности. Шкаликов, конечно, не любит государственные порядки и в их наличии видит только необходимость их нарушать, но сдавать первым попавшимся «браткам» судью он не станет. Во-первых, понятия не позволяют – он бизнесмен-вымогатель, а не кровожадный урка. А во-вторых, Земля имеет форму чемодана, и за каждым углом в будущем можно встретиться в несколько иной интерпретации. Да и что Шкаликову до тех балбесов, которые сейчас звонками разрывают тишину его квартиры?..
– Фантик... – шепотом позвал Вострикова Шкаликов. – Сними со стены ятаган, открой дверь и изруби сук в клочья... – Увидев его глаза, до краев залитые жидким ужасом, так же шепотом добавил: – Шутка.
Звонки прекратились, центр поисков сдвинулся к соседней квартире. Из-за ее дверей раздался жуткий мат, перемежаемый лишь привычно звучащими для человеческого уха предлогами. То же самое произошло и у дверей дальше. Востриков выбрал очень удачный дом для проживания... В элитных квартирах этой высотки проживал явно не коллектив института международных отношений. Здесь обитали те, кому в той или иной степени когда-то удалось побывать на месте Вострикова. Суть была одна, разнились лишь обстоятельства.
На этаже открылась кабина лифта, и шум на площадке стих. Очевидно, поняв всю несостоятельность своих поисков, троица решила выждать более удачный момент. Но на большее их умственных способностей не хватило. Засаду у дома они организовать догадались, а вот убрать с виду свой танк – нет. Наступил момент, когда Антону пришлось произнести пошлую фразу о том, что «дай попить, Шкаликов, а то так есть хочется, что переночевать негде».
– А мне что, жилой и полезной площади жалко, что ли? Вот диван, Антон Павлович. Вот старое пальто и порог, фантик...
Лежа на спине и глядя в темный потолок, Антон чувствовал, что, разыскав пропавший общак, он обрел не облегчение, а непонимание того, что должен делать дальше. Ну, проберется он через все блокпосты пасторовской и тимуровской братвы в лесополосу, ну, заберет эти проклятые деньги, а дальше-то что? Позвонит Пастору и скажет – Овчаров, я нашел твой общак, давай встретимся? И под смех и унизительное покашливание отморозков передаст вору доллары? И самая приятная фраза, брошенная в его адрес, будет выглядеть приблизительно следующим образом: «Что, судья, очко сжалось? Не умеешь – не воруй». И после этого надевать мантию и входить в зал судебного заседания, под строгий голос секретаря «Встать, суд идет!»?
Антон сел на диване, уперев ноги в прохладный пол.
Или еще лучше – сдать Пастору бедного Вострикова?! Мол, вот виновник всех
Кстати, а что произойдет с ним самим, передай он деньги Пастору?..
Именно сейчас, когда общак был найден, и встал этот вопрос. Встал жестко и логично. Об этом не приходилось задумываться лишь потому, что сама мысль о том, что деньги когда-то найдутся, даже не приходила в голову. А действительно, зачем кому-то нужен будет Антон Струге после того, как он отдаст деньги их хозяину? Струге сейчас на больничном, хватятся его не раньше, чем через три-четыре дня. И что потом? Потом найдут лишь его тело. Если найдут. А если его не уберут сейчас, то обязательно это сделают потом, после какого-нибудь громкого приговора. Ловко и удобно – убийство судьи произошло по причине его профессиональной деятельности. Месть сообщников осужденного. Впрочем, на что на что, а на эту тему у братвы фантазии хватит. Потом никакой Земцов не «поднимет» «темняк» по Струге. Да и кому нужен этот Струге? Кандидатов в судьи, желающих присосаться к власти, чтобы вершить справедливость, до Северного полюса в колонну по одному всех не построишь... Свято место пусто не бывает.
Еще три часа назад Антон всем своим существом рвался к этому обвалившемуся погребу в пригородной лесополосе, а сейчас...
Сейчас было о чем подумать...
Возросшее до критической точки возбуждение Приттмана усилилось, едва он увидел троих пассажиров «Навигатора», выходивших из подъезда. Струге с ними не было, а это могло означать только одно из двух возможных вариантов – либо судья убит, либо они его не нашли. Хотелось верить именно во второе, так как в противном случае ему сейчас совершенно незачем было находиться в багажном отделении огромного джипа.
Он сделал это неосознанно, еще толком не разобравшись, зачем ему это нужно и что ему грозит в случае обнаружения. После исчезновения громил в темноте подъезда мысли журналиста приняли такой хаотичный характер, что логика ушла на второй план. Майклу Приттману почему-то казалось, что ему нужно
