за этого каждый год на кораблях имела место изрядная текучка личного состава, так что боевую подготовку приходилось начинать снова и снова, тогда как подготовке в составе дивизиона, в ходе которой каждый новобранец получает первые уроки военной дисциплины, уделяли все меньше и меньше внимания.

В 1929 году, с согласия всех высших флаг-офицеров, я ввел на флоте двухгодичную систему боевой подготовки – один год собственно боевой подготовки и один год маневров. Тем самым, хотя человеку и приходилось затрачивать два года, чтобы достигнуть максимума своей боевой эффективности, он получал больше времени на подготовку в своем дивизионе. Объемы работ военно-морских береговых подразделений были сокращены, равно как и время, в течение которого артиллерийские батареи находились вне своих гарнизонов. Число смотров было уменьшено, сокращены некоторые курсы боевой подготовки.

Мне было приятно наблюдать, с каким искренним энтузиазмом весь флот поддержал меня в моих усилиях установить крепкую дисциплину и мораль. Каждый высший офицер флота тайно молился о том, чтобы на флоте никогда больше не повторился ноябрь 1918 года, но в то же время каждый из них понимал, что с переходом от классового общества к демократическому государству положение военнослужащего срочной службы в обществе также изменилось. Я всегда использовал любую возможность, чтобы напомнить об этом офицерам всех рангов. И настаивал, как на деле первостепенной важности, на гуманном и разумном обращении со всеми подчиненными, на уважении достоинства каждого отдельного человека. Хотя выговоры и наказания за нарушение воинских правил необходимы для поддержания дисциплины, они никогда не должны сопровождаться унижением человеческого достоинства. Если я узнавал, что с нарушителем обошлись не так, как предписывалось уставом, я немедленно предпринимал действия в отношении его командира. Даже когда имелись смягчающие вину обстоятельства, я всегда призывал офицера к ответу, а в самых вопиющих случаях даже настаивал на его отставке.

Другим обстоятельством, на которое я пытался обратить внимание, было то, что наличие твердых убеждений, надежности и чувства долга у военнослужащего в основе своей намного важнее, чем даже самая интенсивная техническая подготовка. А образование, в свою очередь, зависит от личности преподавателя – то есть вышестоящего командира – и личного примера, подаваемого им. В ходе обучения и воспитания военнослужащих чрезвычайно много зависит от того, как офицер воспринимается его подчиненными, и он должен знать это и руководствоваться этим. В качестве пособия для офицеров я даже специально написал довольно большую брошюру «Проблемы образования в германском военно-морском флоте».

Весьма ценные идеи и концепции были изложены также в превосходной книге капитана 3-го ранга Зигфрида Зорге «Офицер флота – лидер и воспитатель». Эта книга была приобретена всеми служебными библиотеками, а многие офицеры держали ее и в своих личных библиотечках.

В 1944 году Верховное командование вооруженных сил запретило эту книгу, как «основанную на классических принципах»!

Лишь суд истории может установить, верной ли была наша программа. Но лично я убежден в том, что принципы, сформированные в дни Веймарской республики, были чрезвычайно важными. Воровство и грубое обращение были вещами неслыханными. На весьма высоком уровне держалась мораль офицеров, унтер- офицеров и рядовых. Подготовка старших унтер-офицеров была столь основательна, что они без особых трудностей смогли заполнить офицерские вакансии, образовавшиеся позднее, в дни увеличения военно- морского флота и в период Второй мировой войны. Тяжелый труд, самопожертвование и энтузиазм флотских всех рангов, заложенные в основу ВМФ, принесли со временем обильные плоды.

Мне было очень приятно, когда люди, говоря о манере поведения и о достоинствах службы в вооруженных силах, стали употреблять выражение «как на флоте». Именно это выражение стало признанием нашего успеха в области морали и дисциплины.

Но признание это было и постоянным напоминанием нам о наших обязательствах перед страной и людьми. Они доверили нам не только дорогостоящие суда и обширную собственность, но и нечто куда более ценное – юность нации. На более или менее краткий период на военно-морской флот было возложено их образование и забота о них. Мы были ответственны не только за то, чтобы подготовить их к несению службы, но и за то, чтобы после окончания срока своей службы они вернулись бы к своим очагам умелыми людьми и достойными гражданами.

Тесные товарищеские взаимоотношения между офицерами, унтер-офицерами и матросами были не только на флоте. Сотрудничество и взаимопонимание установились и с сухопутными силами. Каждый корабль был прикреплен к тому или иному армейскому полку на правах побратимов. Офицеры и военнослужащие срочной службы всех армейских полков приглашались совершить морское путешествие на борту кораблей-побратимов. Подобным же образом и офицеры и члены экипажей кораблей-побратимов время от времени становились гостями соответствующих армейских полков.

Старались мы установить столь же тесные взаимоотношения и с гражданским населением. Флот поддерживал постоянный контакт со своими бывшими военнослужащими, ушедшими в запас и в отставку, как с офицерами, так и с матросами, со своими бывшими гражданскими сотрудниками. Мне хотелось избежать какой бы то ни было кастовой замкнутости флота.

Спуск на воду новых кораблей давал нам прекрасную возможность завязать отношения с городами, именами которых нарекались эти корабли. Обер-бургомистр этого города обычно произносил торжественную речь. А потом мы посылали таким городам и приглашения направить своих представителей посетить корабль и даже сделать круиз на его борту. Города не оставались в долгу и, в свою очередь, приглашали к себе в гости офицеров и матросов. Так, когда в 1925 году был спущен на воду «Эмден», в числе почетных гостей находились доктор Мютцельбург, обер-бургомистр города, а также бывший военный министр Носке в своем новом качестве президента провинции Ганновер. Точно так же, когда спускались на воду крейсера «Кёнигсберг», «Карлсруэ», «Кёльн» и «Лейпциг», то с речами по поводу присвоения кораблям имен выступили обер-бургомистры Ломейер, Финтер, Аденауэр и Роте. Позднее большинство из них побывали на борту этих кораблей во время учебных походов. Когда же корабль получал имя той или другой известной личности, мы всегда приглашали членов семьи, равно как и других известных деятелей, связанных с этим человеком, участвовать в церемонии спуска.

Депутатам рейхстага, членам государственного совета и некоторым другим государственным деятелям мы предоставляли возможность поближе познакомиться с флотской жизнью, а также побывать в море. Офицеры и команды кораблей всячески стремились укрепить тесные отношения, которые, как правило, устанавливались во время таких визитов. Результатом этих визитов было дружеское понимание, которое приносило флоту хорошие плоды, когда позднее в рейхстаге проходило обсуждение военно-морского бюджета или других вопросов, имеющих отношение к флоту.

Посещения депутатов рейхстага давали нам возможность лишний раз напомнить правительству о срочной необходимости постройки современных кораблей для замены совершенно устаревших.

Одним из положений Версальского мирного договора было ограничение военно-морского потенциала Германии с тем, чтобы исключить восстановление морской мощи Германии до той степени, когда она могла бы оказывать влияние на мировую политику. Строительство подводных лодок и производство самолетов согласно договору было запрещено вообще. Численность военно-морского флота Германии была ограничена 6 линкорами (и 2, находящимися в резерве); 6 крейсерами (плюс 2 в резерве); 12 эсминцами и таким же количеством торпедных катеров (плюс в резерве по 4 корабля каждого класса). Все линкоры, которые было позволено иметь, были построены в 1902—1906 годах; крейсера – в 1899—1913 годах; а эсминцы и торпедные катера – в 1906—1913 годах. Новейшие корабли, вошедшие в состав флота в ходе войны, были уничтожены.

Договор определял, что крупные корабли могли быть заменены новыми по достижении ими возраста 20 лет, а эсминцы и торпедные катера – в возрасте 15 лет. Водоизмещение новых кораблей тоже было ограничено: для линкоров – до 10 000 тонн, крейсеров – до 6000 тонн, эсминцев – до 800 тонн и торпедных катеров – до 200 тонн.

К тому моменту, когда договор был подписан, большинство кораблей, которые Германии было позволено оставить, были уже такими старыми, что даже по условиям договора они должны были быть заменены новыми уже в момент его подписания. Реальная мощь военно-морского флота была много ниже той, которую позволили нам иметь наши бывшие враги. Ни один уважающий себя военно-морской флот не смог бы смириться с таким положением вещей. Проблема, стоящая перед флотом, заключалась в том, сколько новых кораблей могла позволить себе иметь страна при своих ограниченных финансовых возможностях и