наращивание строительства малотоннажных торпедных катеров и минных тральщиков. Другим – программа проектирования и конструирования подводных лодок за границей. И то и другое, разумеется, было строжайше запрещено Версальским мирным договором.

Что касается подводных лодок, то в Гааге была создана подставная голландская фирма, представлявшая собой в действительности консорциум нескольких германских судостроительных компаний. Ее сотрудниками стали несколько бывших германских конструкторов подводных лодок и инженеров. Этот мощный коллектив проектантов, собранных вместе, выполняя проектные работы для иностранных флотов, сохранял наработанный уровень в их профессии. Капитан 3-го ранга в отставке Бартенбах стал консультантом-кораблестроителем на финской верфи, которая строила несколько подводных лодок по чертежам, представленным голландской фирмой.

В Испании капитан 3-го ранга Канарис, пользуясь личным знакомством с королем Альфонсо и премьер- министром де Риверой, организовал строительство подводной лодки германского типа водоизмещением 750 тонн на верфи Кадиса. По завершении мореходных испытаний подводная лодка должна была быть введена в состав испанского военно-морского флота, но гражданская война в Испании нарушила эти планы, и лодка в конце концов была продана флоту Турции.

Эта лодка стала прототипом для позднейших германских субмарин «U-25» и «U-26», тогда как финская подводная лодка стала образцом для германских субмарин серии с «U-1» по «U-24».

Я не имел ничего общего с предприятиями Ломана вплоть до вступления в должность в Берлине в 1928 году, но тогда мне надо было определить, какие из его проектов должны быть продолжены, если правительство их легализует. К чести министра обороны Грёнера и правительства в целом надо сказать, что они нашли пути свернуть проекты, особой необходимости в которых не было, и профинансировать имевшие истинную военную значимость, хотя бы проекты эти и приходилось реализовывать тайно.

Рейхстаг потребовал иметь свой контрольный голос в подобных предприятиях, чтобы избежать засвечивания политически опасных «секретных фондов». Для контроля за тайными расходами военного министерства была создана комиссия в составе начальников Верховного командования сухопутных сил и военно-морского флота, представителя министерства финансов доктора Попитца и доктора Сэмиша из расчетного управления. Члены комиссии или их заместители должны были контролировать все тайные расходы, которые, поскольку они были незаконными в свете статей Версальского мирного договора, не могли быть проведены через официальный бюджет. Уступка легитимности была сделана в том, что расходы эти были проведены через секретные статьи бюджета, которые во всех прочих отношениях исполнялись в точном соответствии с обычными правилами обращения с бюджетными средствами.

В процесс этот были вовлечены многие государственные учреждения, такие, например, как казначейство, а также некоторые члены рейхстага, входившие в бюджетную комиссию, причем все они были подробно информированы обо всех деталях. Невозможно переоценить их готовность идти на риск, несмотря на чрезвычайную ответственность, независимо от партийной принадлежности.

Я всегда был в очень тесных отношениях с начальником высшего командования сухопутных сил генералом от инфантерии Вильгельмом Хейе, обладавшим ясным пониманием характерных особенностей и задач военно-морского флота. Но в армейском командовании были и другие фигуры, считавшие флот ненужным для решения задач обороны страны и полагавшие, что средства для него было бы куда лучше передать армии. Именно осенью 1928 года группа разработчиков проекта армейского бюджета ухитрилась перебросить 20 миллионов марок из фондов флота на нужды сухопутных сил. Генерал Грёнер возложил вину за то, что он назвал вопиющей глупостью, на отдельных чиновников, верставших бюджет флота.

В сухопутных силах было в обычае, что начальники отделов министерства выходят при решении вопросов напрямую на военного министра, минуя начальника штаба. Так и генерал Грёнер имел обыкновение обходить меня при решении вопросов с моими начальниками отделов. Мне пришлось несколько раз напоминать ему, что это было строго исключено в той письменной программе, на основании которой и было принято решение о моем назначении на этот пост. Правда и то, что накануне Первой мировой войны административное управление и командование флотом не были в достаточной мере объединены. Штаб адмиралтейства, Военно-морское управление и командование флотом имели прямой выход на императора, минуя какой бы то ни было орган центрального руководства. Я решительно возражал против любого типа организации генерального штаба, которая допускала бы такую порочную командную структуру.

Я отнюдь не хочу сказать, что я желал утвердить свое лидерство диктаторского типа или был намерен подавлять мнения, отличающиеся от моего собственного. Наоборот, когда назревали очередные ежегодные преобразования в адмиралтействе, я всегда собирал совещание всех офицеров, гражданских специалистов и некоторых других сотрудников и требовал от каждого из них открыто изложить свои личные взгляды на проблему. Но столь же ясно я дал понять, что, коль скоро начальник адмиралтейства принял решение по тому или иному вопросу, от каждого подчиненного требуется его выполнение. Я также просил всех своих подчиненных и сотрудников сохранять конфиденциальность по всем вопросам и проблемам, относительно которых существовало расхождение во мнениях, равно как и не распространяться по поводу их внутреннего обсуждения в нашем кругу. Я приветствовал свободное и прямое изложение личного мнения со стороны всех командиров кораблей и флаг-офицеров флота, которых выслушивал во время своих частых посещений всех структурных единиц флота и участия в маневрах, учениях и инспекторских смотрах, как это должен делать всякий высокопоставленный офицер.

Поскольку в то время флот был относительно немногочислен, я был лично знаком со всеми старшими офицерами, хотя старался познакомиться и с возможно большим числом недавно пришедших на флот, намереваясь лично оценить их возможности. И в этом случае я приглашал всех офицеров, независимо от их званий, в общении со мной свободно излагать свои взгляды и мнения, даже если эти мнения будут критическими. Сам же я старался подавлять раздражение, которое иногда вызывали их откровенные суждения.

Из таких поездок я неизменно возвращался с длинным перечнем заметок и с многочисленными вопросами, которые следовало проработать в различных отделах и управлениях адмиралтейства. Некоторые из этих вопросов по проработке оказывались поднятыми строевыми офицерами несколько преждевременно либо не представляли собой практической ценности. Тем не менее на них неизменно отвечали в полном объеме и вполне тактично. Поскольку только здоровый обмен мнениями между центральным руководством и строевыми офицерами может послужить достижению эффективной службы, адмиралтейство ни в коем случае не должно занимать позицию холодного и отстраненного наблюдателя.

Регулярная ротация офицерского состава каждые два или три года служила привнесению свежего и стимулирующего влияния в различные службы и отделы, а также позволяла большинству флотских офицеров вернее понять меру ответственности центрального руководства. Подобная же ротация, хотя и в меньшем объеме, была введена также и для гражданского персонала.

В попытках создать твердое, единое руководство флотом я отнюдь не стремился к максимально возможной централизации власти; напротив, я всегда выступал за децентрализацию управления там, где это возможно. Совершенно естественно, что многие флотские офицеры принимали решения порой самостоятельно, ни с кем не консультируясь, и даже выкраивали для их осуществления небольшие суммы из более чем скромного бюджета флота. Однако такая организационная практика не вызывала моего одобрения, поскольку упомянутые энтузиасты обязаны были заниматься куда более важными вещами, чем вдаваться в чисто сомнительные предприятия. Мне пришлось настаивать на том, чтобы вопросы эти, равно как и поиски источников финансирования для них, были переданы на более низкие уровни управления, которые и должны их прорабатывать. И лишь когда военно-морской флот в последующие годы стремительно вырос, некоторые из этих офицеров старшего поколения признали необходимость большей децентрализации.

Стараясь установить единообразную командную структуру на флоте, я одновременно с этим старался добиться и того, чтобы любое решение центрального руководства, касающееся боевой подготовки, конструкции и строительства кораблей или организационных мероприятий, принималось с учетом принципа: «Дисциплина и товарищество являются основой любого военного успеха». Этот принцип я старался внедрить во все аспекты деятельности флота. В первые трудные годы адмирал Бенке заложил прочную основу дисциплины. Но в последние годы, как это представлялось мне, каждый человек работал в излишне напряженном, все возрастающем темпе, что вовсе не оправдывалось необходимостью в мирное время. Из-