Гена. Не может быть! Это не Пушкин!
Профессор. Представь себе, он.
Лицо. Ну-с, юноша? Что вы там мололи? Выдумка? Пиитическая фантазия? Полет воображения? Даже ваш более опытный сотоварищ, хоть он и заражен опасными идеями, понял, что Пушкин всего лишь жалкий копиист. Его бы ко мне в департамент, копии с бумаг снимать, в помощники вот к нему, к Хлестакову! Что, Хлестаков, взял бы ты его?
Хлестаков. Нет-с, ваше превосходительство! Почерк небось дурен!
Гена. Ну, Архип Архипыч, спасибо вам! Не ждал я от вас такого! Против кого меня поддержали!
Профессор
Гена. Правду!.. А почему ж я этих строчек не помню – про губернатора в лодке?
Профессор. Вероятно, потому, что в окончательный текст они не вошли.
Гена. Вот видите! Не вошли все-таки! А вы меня из-за них на посмешище выставили!
Профессор. Не сердись. Зато теперь ты увидел, что для современников пушкинская фантазия была неотрывна от самой что ни на есть реальной действительности. Ведь так, Геночка?
Гена. Пусть так. Но мне, Архип Архипыч, все равно обидно, что Пушкин...
Профессор. Что такое? Ты готов разочароваться в Пушкине?
Гена. Я не сказал: разочаровался. Я сказал: обидно. Зачем он даже историю со скачущим памятником у какого-то майора позаимствовал?
Профессор. Наоборот! Он ее решительно переиначил! Вспомни, что у майора Батурина. Два царя – один, основавший Петербург, и второй, способный его погубить. Вот и всё. И Петр представлен весьма однозначно и помпезно – только как символ города, как хранитель его. А у Пушкина он, этот герой и гений, вдруг оборачивается еще и жестоким деспотом, едва какой-то жалкий безумец осмелится угрожать ему. Видишь, какая полнота истории! Какая новизна мысли!
Гена. Это-то я как раз понимаю. А все-таки неужели Пушкин ничего самостоятельно придумать не мог?
Профессор. Опять ты за свое! Нет, сдается мне, ты с чем-то спутал «Медного всадника»!
Гена. С чем же это, по-вашему?
Профессор. Да хотя бы с тем же «Всадником без головы»! Что ж, по-твоему, Пушкин – Майн Рид, что ли? Может, ему вообще следовало назвать «Медного всадника» не «петербургской повестью», а «приключенческой»? И в этом духе и разворачивать сюжет?.. Нет, милый друг, по части фантазии Пушкин мало кому уступал, а уж по части мысли за ним тем более трудно угнаться. И, как видишь, настоящая писательская фантазия, не бесцельная и не развлекательная, случается, не только не проти востоит реальности или даже документу, но как бы из них и рождается... Понял? Ах, не до конца? Но конец еще и не наступил. Даже пока не предвидится!
УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ ПУСТОГО МЕСТА
Гена. И книга же мне попалась! Такое напридумано, что... Представляете, один военный писарь... Да, я забыл сказать: это еще давно было, при царе Павле Первом... В общем, этот самый писарь сидел и приказ переписывал. Ему в приказе надо было перечислить, какие офицеры Преображенского полка куда назначались. А он очень торопился, все боялся, что к сроку переписать не успеет, ну и...
Профессор. И, торопясь, допустил при переписывании ошибку.
Гена. Откуда знаете? Даже две! Например, ему было нужно написать: «...подпоручики же такие-то...» Забыли, как их звали. Не важно. Предположим, так: «...подпоручики же Иванов, Петров и Сидоров назначаются туда-то и туда-то». А он, писарь то есть, взял да и написал нечаянно: «...подпоручик Киже». Понимаете? Вроде фамилия такая получилась – Киже!
Профессор
Гена. Тут все и началось. Получает командир полка этот приказ, самим царем подписанный, и не знает, что ему делать. Офицера-то у него такого нету! Но царю сказать побоялся: вдруг обозлится? Только посоветовался с царским адъютантом, как быть, а тот совет дал. Императору, говорит, ничего не доносите. Просто считайте подпоручика Киже в живых. И действительно назначьте в караул. Так вот и решил. Но потом...
Профессор
Гена
Профессор. Вот именно. Ну а дальше все повернулось в другую сторону. Император, вообще отличавшийся капризностью нрава, вдруг передумал и помиловал это пустое место. Стал повышать в чинах и в конце концов даже произвел в генералы...
Гена
Профессор. Ты полагаешь: решительно никому?
Гена. А что? Почему вы спросили?
