«У японцев вся легкомоторная авиация была на спирту, и мы много позахватывали и самолетов, и этого «топлива». А наши дураки придут, тяпнут, а наутро – либо ослепли, либо дуба дали. Нам даже инженеры специально объясняли, что со склада-то спирт пить еще можно, а из баков самолетов – уже нельзя. И все равно, сколько ни объясняли, все-таки травились. У нас в палку один механик так ослеп, и его слепого домой в сопровождении повезли. А «ликер-шасси» мы пили – он-то безвредный!»*
Впрочем, потери наши части несли не только от отравлений. Случались и куда более серьезные истории.
«Разведка донесла, что японцы, отступая, вошли в город Мулин, и их там надо накрыть. Авиакорпус генерала Слюсарева получил задачу разбомбить их там, а пока все это решали, город уже заняли наши войска. И вот ночью наши самолеты поднялись и начали сыпать. Оттуда по радио кричат: «Что вы делаете, мы же свои!», а те: «Ах, вы еще и по-русски умеете!» Сколько наших там полегло! И уже война закончилась, а «бои» все еще гили – многие авиацию ненавидели и с летчиками дрались».
19 августа 1945 г. 967 ШАП вместе с другими полками 248 ШАД принимал участие во взятии Мукдена (ныне Шэньян). Впрочем, взятие это произошло без единого выстрела.
«Мы еще к аэродрому подлетали и видели, как в воздухе крутятся два японских истребителя. Каких ? Да кто его знает, каких! У нас ведь и японских истребителей толком не знали, только говорили, что есть «тип ноль» и тип «два нуля». И вот два таких «тип два нуля» кружили над аэродромом, но не стреляли. Ну, мы сели, зарулили, а моторов не выключали. Тут нам сообщают, что японский комендант официально сдал город и склады нашему командованию. Летчикам-японцам это тоже, видно, по радио передали, и один из них сразу в пике и вертикально в землю вошел, а другой сел на брюхо неподалеку от наших стоянок».
В Мукдене полк базировался примерно до 24 августа. Готовился удар по Порт-Артуру. И тут произошел совершенно удивительный эпизод. Прошла информация, что в Мукден прилетает группа В-29** для нанесения совместных бомбовых ударов по военно-морской базе. И вскоре после этого командир 248 ШАД полковник Савельев сделал несколько распоряжений.
«После сдачи Мукдена везде валялись японские винтовки без затворов. И вот Савельев приказал всем техникам и стрелкам иметь при себе по японскому штыку. А потом собрал летчиков и сказал, что, мол, к нам летят союзники и надо с ними устроить братание. Тут же и стали готовиться. Из Читы, там склады были огромные, привезли много платьев и весь женский персонал переодели в штатское. И стол, конечно, накрыли. А на нем, как в том стишке, «коньяки, ликеры, вина, колбаса и осетрина». Я такого стола за всю войну нигде не видел. И нас особо предупредили, что, мол, товарищи, пейте, закусывайте, не стесняйтесь, но если у кого наутро похмелье будет, то пусть тот не обижается. Не знаю, может, шутили, но все это запомнили.
И вот, значит, прилетели американцы. Сели, зарулили на стоянки, но самолеты побросали где попало и даже охранения не выставили. Расселись мы за стол, между американцами наших девчат посадили и стали закусывать. Мы-mo про приказ помнили, а у американцев такого, наверное, не было, ну, они и понапивались. А тем временем Савельев собрал стрелков и техников и приказал им резать американцам покрышки. Так и сделали, а штыки тут же у самолетов побросали, якобы это японские диверсанты пробрались». *** С рассветом 967 ШАП в полном составе поднялся в воздух и нанес удар по Порт-Артуру, после чего совершил посадку в Цзиньчжоу и больше в Мукден не вернулся. О дальнейших событиях Никита Павлович узнал от своего механика, прибывшего позднее наземным транспортом.
«Американцы проснулись – а лететь-то нельзя! Ну, забегали, засуетились. К вечеру подогнали огромные транспортники, здоровенные такие, брюхом аж по земле скребут, * и очень быстро организовали замену пневматиков на всех самолетах. Но пока они их заменяли, Порт-Артур наши уже взяли, и, стало быть, прав на пего американцы уже не имели. За все это Савельев вскоре получил генерал-майора». **
С аэродрома Цзиньчжоу полк сделал свои последние боевые вылеты в войне, атакуя японские плавсредства. И здесь, пожалуй, летчиков подстерегали самые большие опасности.
Никита Павлович вспоминал об этих вылетах:
«Самое страшное – это по кораблям работать. Сплошной огонь! Вот плывет корыто и попробуй его атакуй! Я обычно на бреющем к ним подскакивал, аж вода морщилась, ну, вроде, ничего. Бомбы мы редко брали, ведь это точно попасть надо, больше пушками и эрэсами работали».
2 сентября боевые действия завершились. Полк довольно долго оставался в Цзиньчжоу и в конце 1945 года стал получать Ил-10. Успел полетать на нем и младший лейтенант Саатчиян. Новый штурмовик ему очень понравился, поскольку сильно напоминал истребитель, но в армии оставаться не хотелось. По окончании боевых действий ему предоставили отпуск. Он провел его в Краснодаре, после чего семейные обстоятельства заставили подать рапорт об увольнении из армии. Командир полка долго не соглашался – не хотел терять хорошего ведомого. Наконец, в 1946 году удалось уволиться в запас в том же звании младшего лейтенанта.
По возвращении в Краснодар возникла проблема трудоустройства – на летную работу вернуться не удалось: все места в «Аэрофлоте» были уже заняты демобилизовавшимися пилотами. Пришлось вернуться в аэроклуб инструктором, но вскоре его переводят в Астрахань, и с октября 1947 г. Никита Павлович Саатчиян окончательно перешел в сельхозавиацию – сперва диспетчером, затем авиатехником. С января 1958 г. он работает инженером эскадрильи 81 АО. Там же вместе с ним в службе движения работает завершивший к тому времени службу в армии и Игорь Черкашин.
В мае 1965 г. Никита Павлович Саатчиян перешел на работу старшим инженером по эксплуатации вертолетов, а позднее стал начальником вертолетного цеха. Новая техника сразу понравилась ему. Отряд в разные годы эксплуатировал Ми-1, Ми-2, Ка-15 и Ка-26. В конце 60-х годов, когда близ поселка Энем южнее Краснодара был построен специальный аэродром для сельхозавиации, 81 АО перебазировался туда.
В 1978 году Никита Павлович ушел на пенсию, но этот уход был, в общем-то, символическим: оставив должность старшего инженера по эксплуатации, он продолжает работать простым авиатехником, в 1987-88 гг. – комплектовщиком инструментов, в 1988-92 гг. – слесарем-инструменталыциком, после чего – вновь комплектовщиком.
А годы продолжали идти. В 1992 году не стало начальника службы движения Игоря Сергеевича Черкашина. В январе 94-го трудовой путь Никиты Павловича завершился уже окончательно – в возрасте 75 лет он был уволен, но не по собственному желанию, а в связи с сокращением штатов в авиаотряде.
