Пришла весна. Обгоняя друг друга, побежали звонкие ручьи. За неделю снег на улицах почти растаял. На стёклах трамвайных окон появились надписи: «На Волге тронулся лёд!» Горожане толпами, как на сабантуй, устремились к Волге — полюбоваться ледоходом. Трамваи шли на Дальнее Устье переполненными.

Светлана, высадив пассажиров у берега, попросила Ваню задержаться на пять минут. Он укрепил тормоз и тоже вышел из трамвая.

Кого только не было на берегу Волги. Все одеты празднично. Бабушки в ичигах и башмачках, в цветастых платках, повязанных по-татарски, старики в тюбетейках, сосредоточенные, приглаживающие пальцами усы, глядели на ледоход молча. Детишки бегали наперегонки, как молодые жеребята, и трудно было понять, что их больше занимает: лёд на реке или возможность порезвиться. Нарядные длиннокосые девушки из-под опущенных ресниц поглядывали на своих суженых, а парни с расстёгнутыми воротниками, казалось, были готовы сразиться с любым батыром. И все будто чего-то ждали, что должно случиться непременно сейчас, в эту минуту.

Льдины, подталкивая друг друга, плыли вниз по Волге с шумом и грохотом. И не было им конца- края.

Ване стало грустно. Вон рядом — спокойный залив. На островке поблёскивают серебром пушистые серёжки ивы, словно ждут чьего-то прихода. В детстве он не раз заглядывал сюда… Не долго думая, Ваня перепрыгнул с льдины на льдину и, сорвав самую красивую ветку, вернулся к трамваю.

— Тебе, — сказал он Светлане, не глядя ей в глаза.

Она растерялась, щёки покраснели, голубые глаза казались теперь синими.

— Я?.. Мне?.. Спасибо, — улыбнулась она, взяв пушистую ветку, и что-то ещё хотела спросить, но Ваня опередил её:

— По дружбе… За помощь.

Синий огонь в её глазах погас. Она кивнула на трамвай.

— Поехали?

— Да, Света. А то, кажется, задержались.

Подходя к трамваю, она, трогая рукой нежные серёжки ивы, сказала:

— Скорей бы лето, с цветами на лугах, чистым небом.

— Мне тоже надоела холодная погода. Вот пройдёт ледоход, сразу всё переменится…

Действительно, наступившие тёплые дни многое изменили. И прежде всего в самих отношениях Вани и Светы. На работе у них всё вроде оставалось по-прежнему. Двадцать четвёртый график не нарушал, план перевозок пассажиров тоже выполнялся. В свободное время Ваня ходил на лодочную станцию или на стадион — играть в футбол. По вечерам иногда бывал на занятиях спортивного кружка и раз в неделю на стрелковых соревнованиях. Светлана тоже не отставала. Как оказалось, слов на ветер она не бросает: и стреляла не хуже, чем он, и ездила на велосипеде, и занималась гимнастикой…

Яшка всё высматривал, как сыч. Из его намёков было видно: Тамара уже не будет присылать своей подруге писем, потому что ей всё известно. Яшка постарался.

Пришёл сабантуй. Двоюродная сестра Светланы уехала в деревню — там этот праздник проходит всегда интересно и по-своему. Светлана пригласила своих подруг и друзей на выходной в дом сестры. В том числе и Гульсум с Ваней.

Было очень весело. Во главе стола посадили Светлану с Ваней, сославшись на то, что вместе, мол, работают. Светлана была так хороша и нарядна, что парень смутился: белокурые волосы уложены колечками, брови подведены, ресницы чёрные. Розовое платье с короткими рукавами, подшитое снизу тонкой лентой, обтягивало стройную фигуру девушки…

После первой рюмки запели под музыку граммофона. Пластинка попалась старая, и игла часто кружила по одному следу, наигрывая: «гм-гм-гм», до тех пор, пока её не подталкивали рукой.

Послушав две такие нестройные песни, Светлана, стуча каблуками, прошла на кухню и вынесла большую сковороду с эчпочмаками. Опустив ресницы, краснея и чуть улыбаясь, она пошутила:

— Кому понравится мой пирог, тому и я понравлюсь!

Девушки и парии пробовали пироги, расхваливая того, кто их стряпал. Когда же Ваня сказал, что и раньше любил эчпочмак с жирной утятиной, но такого вкусного, как сегодня, ещё не пробовал, все вдруг зашумели, требуя поцеловать Светлану.

— Почему же только я? — растерялся Ваня. — Всем пироги её понравились.

— Но ты похвалил их особенно, — сказал один парень. — Так что не отказывайся. Мы ждём…

— Горько! Горько! — подхватили гости в один голос.

Светлана, сверкая глазами, подошла к нему покорная. Когда кто-то воскликнул: «Посмотрите, какая пара!», Ваня, раз этого требовал обычай, поцеловал её в губы…

Затем снова крутили пластинки, плясали. Когда же гости начали расходиться по домам, Светлана задержала Ваню.

Гульсум, наблюдавшая весь вечер молча, посмотрела на Ваню с укором. Перед уходом протянула Светлане письмо, свёрнутое вдвое, и тихо сказала:

— Прочти сейчас. От Тамары.

Светлану словно подменили. Она сразу же насторожилась, будто держала в руках что-то обжигающее, хотела бросить, да не могла этого сделать при Ване. Густо покраснев, она отошла к комоду и, опершись на него, стала читать. Потом круто повернулась, тряхнув белокурыми завитками волос, с улыбкой сказала:

— Ладно!.. Давай теперь выпьем вдвоём. — Налила две длинные рюмки доверху, чокнулась и выпила свою до дна. — Душно. Открой, пожалуйста, окно…

Ваня раскрыл, и в комнату ворвался свежий воздух полуночи.

— Спасибо… Садись вот сюда, — показала Светлана на стул рядом с собой.

Он сел. В такое положение ему ещё никогда не приходилось попадать. Он уже посматривал то в раскрытое окно, то на закрытую дверь, соображая, как бы скорее отсюда вырваться.

Девушка, заметив его беспокойные взгляды, тоже отрезвела.

— Ваня, ты меня… — она остановилась, видимо, не решаясь сказать то, что хотела, и устало произнесла — Ты мне веришь?

— Верю. Ты, Света, хорошая, всё такая же мечтательница…

Она задумчиво повторила: «Хорошая…» — на глаза навернулись слёзы. Потом тихо спросила:

— Разве плохо, когда человек хороший?..

— Нет, конечно… — сказал Ваня каким-то чужим голосом, не зная, что добавить ещё. А сказать что- то нужно.

Светлана опередила его:

— Ты знаешь, скоро приезжает Тамара.

— Ну и что?

— Ты же любишь её.

— Когда-то любил…

— И сейчас любишь.

— Не знаю. Да и не хочу сейчас о ней слышать.

Светлана опустила голову и, смущаясь, сказала:

— Вчера эти слова обрадовали бы меня. И я была бы довольна таким ответом, веря, что остальное придёт со временем. Сегодня я уже другая… Вспомни Гульсум… Она осуждала нас. А твои слова… Надо оправдать их — быть хорошей… — Она помолчала, потом добавила — Знаешь, я решила…

В открытое окно бесшумно влетела ночная бабочка и начала кружить на потолке у лампочки.

— Что решила?

— Прояснить наши отношения раз и навсегда. Чтобы каждый пошёл своей дорогой…

— А я не хочу этого, — как-то упрямо сказал Ваня. — Мне с тобой хорошо.

— Но это не самое главное. Ты сейчас пьян…

— Я не пьян, слегка только, чуть-чуть…

— Всё равно. И пусть этот разговор между нами никогда больше не повторится. Мы останемся с тобой просто друзьями…