Но это было хорошо, это было соблазнительно. Карло стал догонять ее и в несколько шагов оказался почти рядом с ней. Ее юбки почти касались воды. Ему казалось, что он видит, как вздымается и опускается при дыхании ее грудь.
– Столь же дерзкая, сколь красивая! – сказал он ей, хотя она все же была еще довольно далеко, чтобы услышать его. Она повернулась и махнула гондольеру.
Он заметил, как позади собираются его люди, а Федерико идет к нему.
И тогда он бегом кинулся к ней, грузно и неловко ступил в лодку, которая тут же закачалась под ним и словно впихнула его в закрытую каюту, куда уже скрылась женщина.
Откинувшись на сиденье, он тут же почувствовал прикосновение тафты ее платья.
Лодка тронулась. С канала потянуло вонью. А перед ним была эта красавица в своем великолепном одеянии, и он слышал ее дыхание.
Его сердце колотилось, пот лил по нему градом. Вот она, цена побега! Но у него была она! Хотя он еле мог видеть ее; свет пробивался в каютку сквозь щелочку в занавесках.
– Я хочу его видеть, – прошептал он, борясь с неприятной болью в груди, – я хочу видеть…
– Что вы хотите видеть? – прошептала она.
Голос у нее был хрипловатый, низкий и абсолютно бесстрашный. И она была венецианкой, да, венецианкой, как он и надеялся!
Карло рассмеялся:
– Вот это! – И, развернувшись к ней, рванул вверх вуаль. – Твое лицо!
Он упал на нее и закрыл ее рот своим, прижимая ее к подушкам. И тут же почувствовал, как ее тело напряглось и она подняла руки, чтобы удержать его.
– Что же ты думала? – Он распрямился, облизал губы и глянул прямо в ее черные глаза, мерцавшие в полутьме. – Что можешь играть со мной?
Женщина смотрела на него с каким-то чрезвычайно странным изумлением. В ее выражении не было ни кокетливого возмущения, ни фальшивого страха. Она просто смотрела на него так, будто была им заворожена, будто изучала его, как могла бы изучать нечто неживое, и она казалась ему сейчас, в полутьме, более красивой, чем любое создание, какое он когда-либо видел.
Невозможная красота! Карло ждал, когда же все кончится, когда наступит неминуемое разочарование и он увидит в ней неизбежные изъяны. Но пока незнакомка была столь прелестна, что ему казалось, будто он знал эту красоту всегда, что она таилась в каком-то маленьком тайничке его души, где он похотливо и бесстыдно шептал богу любви: «Дай мне это, именно это, и это, именно это!» И вот оно перед ним! И ничто в этом лице не кажется ему чужим. Ни ее глаза, такие черные, с загнутыми вверх ресницами, ни упругая кожа на скулах, ни этот большой, соблазнительный, удивительно красивый рот!
Карло коснулся ее кожи. Ах! Отнял пальцы, а потом провел ими по ее черным бровям, по скулам, по губам.
– Тебе не холодно? – выдохнул он. – А теперь я хочу, чтобы ты по-настоящему меня поцеловала!
Слова эти прозвучали как стон, вырвавшийся у него, и, взяв ее лицо в ладони, он прижал ее к спинке сиденья и стал страстно целовать, отрываясь на миг и снова и снова целуя.
Похоже, красавица колебалась. На одну секунду ему показалось, что она словно окаменела, а потом с решимостью, которая его позабавила, отдалась поцелую: ее губы раскрылись, и тело обмякло, и тогда он – несмотря на все свое опьянение – почувствовал между ног первое шевеление.
И засмеялся.
Откинулся назад на подушки. Между занавесками мелькали тусклые вспышки света. А ее лицо казалось слишком белым для человеческого. Но она была человеком. Да-да, в этом уж он убедился!
– Ваша цена, синьора? – Карло повернулся к ней и оказался настолько близко от нее, что ее белые напудренные волосы стали щекотать ему лицо. Женщина глянула на него, чуть не коснувшись его ресницами. – Что вам нужно, чего вы хотите?
– А чего хотите вы? – раздался тот же глубокий, хрипловатый голос.
От этого звука Карло почувствовал спазм в горле.
– Ты знаешь, что я имею в виду, милая… – промурлыкал он. – Сколько тебе заплатить за удовольствие раздеть тебя? Такая красота требует вознаграждения. – И он слегка коснулся губами ее щеки.
Но она подняла руку.
– Вы попусту тратите то, чем могли бы долго наслаждаться, – ответила она. – А с вас я не возьму ничего.
Они были в комнате.
Перед этим долго поднимались по лестнице, все вверх, вверх, по сырым ступенькам, и ему это не нравилось. Такое заброшенное место! Повсюду шмыгали крысы, он даже слышал их писк. Все это было не важно: таинственная красавица напоила его такими страстными поцелуями, и у нее была такая кожа, такая кожа, что за нее можно и убить!
А теперь они находились в комнате.
Она все заставляла Карло есть, и вино после бренди казалось ему водой.
Этот дом был ему незнаком.
Впрочем, он знал этот район и дома вокруг, где было много теплых спаленок с куртизанками, которые ему вполне нравились. Но этот дом…
Свечи резали глаза. Стол был уставлен остывшими блюдами, а поодаль виднелась кровать, довольно небрежно завешенная златоткаными занавесями. Огонь в очаге пылал так, что было нестерпимо жарко.
– Слишком жарко, – сказал Карло.
Женщина закрыла все ставни. И кое-что в обстановке этой комнаты его беспокоило: слишком много паутины под потолком, и такая сырость кругом, сырость и запах гнили.
А посреди всего этого приметы роскоши: кубки, серебряное блюдо… Все это напоминало ему театральные декорации: когда подходишь к сцене слишком близко и вдруг видишь стропила и кулисы.
Но что-то еще беспокоило его, что-то особенное. Что же это? Это… ее руки.
– Боже, они такие большие… – прошептал он. И звук собственного голоса, и вид этих длинных- предлинных белых пальцев привели его в состояние ступора, хотя он и чувствовал неясную тревогу, особенно из-за провалов в памяти, связанных с сегодняшним днем.
Что она сказала? Он не мог вспомнить, как они вышли из гондолы.
– Слишком жарко? – переспросила женщина. Тем же хрипловатым шепотом, что вызывал желание коснуться ее горла.
В этот момент зрение Карло словно прояснилось, и он впервые увидел ее всю. Не ее руки, а всю ее. Если и был какой-то другой момент, когда он видел ее во весь рост, он не мог его вспомнить. И тогда он подумал, скорее просто по привычке, что, конечно же, конечно же, его люди где-то неподалеку.
Но она была так прекрасна!.. Подняв бокал, Карло смотрел на ее размытый силуэт, усиленно моргая и борясь с опьянением. Бургундское было приятным на вкус, но слишком слабым.
– Не возражаешь, милая? – спросил он, вытаскивая пробку из фляжки.
– Вы уже не первый раз спрашиваете, – улыбнулась она. Ее голос был похож на дыхание.
И разве хоть когда-либо хоть у одной женщины слышал он такой голос?
На ней был французский парик. Безупречные белые кудри, унизанные крохотными жемчужинками, волнами спускались ей на плечи. А еще она была так молода! Гораздо моложе, чем он представлял ее себе в гондоле, где она казалась ему то ли лишенной возраста, то ли совсем древней. И несомненно, она была уроженкой Венеции. Он и сам не знал, почему был так в этом уверен.
– Совсем дитя, – ласково произнес Карло.
Вдруг его голова резко качнулась вперед, и он понял, насколько сильно набрался. Пытаясь сохранять достоинство, он распрямился. Губы у нее были не темно-розовыми, не светло-розовыми, а имели какой-то другой, более глубокий естественный цвет. Нет, это была не краска. В гондоле он пробовал ее губы на вкус и на запах. Незнакомка была необыкновенно хороша. Особенно притягивали ее глаза, смотревшие на него не отрываясь.
А ее платье с вышитой лентой, туго облегающей край декольте! Ему тут же захотелось скользнуть туда рукой, разорвать эту самую ленту и выпустить груди на свободу.
