А еще очень своеобразно кормили: например, тарелку супа ставили на тумбочку, стоявшую за два метра от кровати. Так что я, прикованная к постели, ну никак не могла до этой тарелки дотянуться. И одна сердобольная бабулька, тоже после сложной хирургической операции, с этой тарелкой ко мне подползала и с ложки меня кормила…

А потом ко мне пришел Сергей Юрский (я потребовалась ему для очередного спектакля), и его визит сыграл огромную положительную роль в моем дальнейшем пребывании в этой больнице…»

В 1981 году у Крючковой и Векслера родился сын Митя. В связи с этим родителям новорожденного, которые до сих пор жили гражданским браком, пришлось расписаться. В книге ЗАГСа была смешная пометка: «Ускорить брак в связи с беременностью невесты». Когда с «Ленфильма» позвонили и попросили ускорить бракосочетание, потому что «жених только что после инфаркта, а невеста беременная», в ЗАГСе спросили: «Может, к ним на дом с урной прийти?»

В те годы ситуация с «еврейским вопросом» в СССР была очень напряженная, поэтому Крючкова решила дать ребенку свою фамилию. Векслер отнесся к этому нормально. Спустя семь лет после этого их брак распался. Причину развода Светлана объясняет следующим образом: «Мы прожили вместе четырнадцать лет. За эти годы мы познали и счастье, и горечь, и редкое духовное единение, и трагические периоды взаимонепонимания. Юра был очень талантливым человеком, он сыграл огромную роль в моем духовном, творческом становлении. У нас было много совместных картин, мы всегда советовались друг с другом, обсуждали все наши работы. Некоторым режиссерам, у которых я снималась, мое заявление может не понравиться, но все же я уверена, что многие роли мне срежиссировал именно муж. Ну, а я в меру своих сил помогала ему в его делах. Так продолжалось довольно долго, пока однажды он не сказал мне с горечью: «Все, мне больше нечего тебе дать, ты стала умнее меня…» – «Но ведь это твоя заслуга, Юра», – возразила я. «Не знаю, не знаю, – ответил он. – Я прожил со своей первой женой одиннадцать лет, но она за это время ничуть не изменилась…»

Думаю, все дело было в том, что в последние годы муж очень ревновал меня к моей актерской известности. Порой это приобретало формы чуть ли не патологические. Например, однажды мы вместе слушали радиопередачу с моим участием. Юра весь кипел, хотя и старался не подавать виду. Прорвало его лишь через полчаса. Он вошел в комнату, резко бросил: «Я все понял, ты гениальная актриса» – и хлопнул дверью.

К сожалению, подобные срывы у него случались не только на этой почве. Юра сильно болел, и, возможно, поэтому у него стал сильно портиться характер: жить с ним становилось все труднее и труднее. Он не знал, где дома хранится сахар, соль, где можно найти чашку для чая, где взять чистую простыню… Я была ему одновременно и нянькой, и медсестрой, и сиделкой, и кухаркой. Он пережил инсульт дома, отказавшись лечь в больницу, потом его «свалил» инфаркт… Постепенно в семье сложилась такая невыносимая атмосфера, что я уже стала бояться за здоровье Мити, на котором все это пагубно сказывалось. И мы решили расстаться. Ни Юра, ни я не искали счастья на стороне – мы просто развелись во благо ребенка…»

После развода Юрий Векслер жил с другой женщиной, однако недолго: в 1991 году он скончался.

Что касается Крючковой, то она в 1989 году встретила свою новую любовь в лице мужчины по имени Александр. В свое время в прессе уже была опубликована информация о том, как судьба свела их в доме актрисы: Александр якобы работал телевизионным мастером, пришел к Крючковой чинить телевизор, так они, вроде бы, и познакомились. Однако на самом деле все было иначе.

Рассказывает сама актриса: «После развода с Юрой у меня были, скажем так, какие-то симпатии- антипатии с представителями сильного пола. Так вот, если любили меня, но не любили Митю, то этого человека я сразу вычеркивала из моей жизни.

А что касается Александра, то мы познакомились с ним в ресторане, где он работал барменом. Он меня ничем не привлек, я поначалу вообще внимания на него не обратила: сидели с подругой, актрисой Ларисой Гузеевой, разговаривали… В ресторан я пришла с Митей, но ему надоели наши бабские разговоры, и он отошел куда-то. Часа через два вернулся с каким-то человеком и сказал: «Мама, познакомься, это дядя Саша».

Своему новому знакомому сын позднее сказал: «Саша, я хочу, чтобы ты стал моим папой». А потом долго приставал ко мне: «Ну почему ты не хочешь, чтобы он жил с нами?» А я не то чтобы не хотела – я просто долго присматривалась к тому, как Саша играет с Митей, как он покупает для него фрукты, вытирает нос… И, глядя на все это, все больше склонялась к решению связать с ним свою жизнь. А когда выяснилось, что я уже жду от него ребенка, то тогда, совсем как гоголевская Агафья Тихоновна, я решила положиться на волю Божию. Причем я даже не просчитывала в уме никаких вариантов: распишемся мы или нет, будем жить вместе или разбежимся. Решила оставить ребенка – и все тут. (Желание родить второго ребенка было у Крючковой настолько сильным, что ради этого она даже пожертвовала своим здоровьем: девять месяцев провела в постели и за счет гормональных препаратов набрала лишних 40 кг веса. Она лежала практически без движения, ей было запрещено даже переворачиваться с боку на бок. – Ф. Р.)

Я за Сашу не цеплялась и в ЗАГС его не тащила, тем более что он тоже, как потом выяснилось, очень долго ко мне присматривался. Много позже он как-то признался, что если бы не видел моего бережного, нежного отношения к ребенку, то вряд ли бы отнесся к нашим отношениям столь серьезно. Так что, получается, нас с мужем связали наши дети: Митя, которого Саша бесконечно любит, и маленький Сашуша – вылитый папа. Ну, наверное, потрудилась еще и судьба: мы с мужем родились в один день – 22 июня, причем оба – в год Тигра. Правда, муж на двенадцать лет позже…

Когда мы только начинали жить вместе, многие говорили мне: «Он тебя бросит!» «Ну и ладно, – отвечала я, – хоть лет пять поживу, зато в любви и заботе». Силой счастья все равно не удержать, но то, что мне Богом предназначено, моим будет в любом случае…»

Второй ребенок Крючковой – сын Саша – родился в мае 1990 года. Роды были настолько трудными, что роженица едва не умерла. Сама Светлана вспоминает об этом так: «Мне сделали кесарево сечение, но во время операции обнаружили еще что-то. Добавили наркоза, да плохо дозу рассчитали. Представляете, я уже пришла в себя, а операция еще продолжается! Руки перевязаны, во рту трубка – никак не могу подать знак врачам, что я уже в сознании. Лежала и боялась, что от боли сойду с ума. В какой-то момент нащупала чью-то руку, сжала ее, и тот человек сразу все понял. Меня спросили, смогу ли я дышать без трубок, но, не дождавшись ответа, резко выдернули их изо рта. Даже повредили при этом зубы… Потом мне объяснили, что я могла бы умереть от болевого шока. И еще запомнилась жестокость женщины-анестезиолога: она нагло потом заявила, что я все это придумала и что отойти от наркоза во время операции я не могла…»

Через год после родов с Крючковой приключилось очередное несчастье – она едва не погибла в автокатастрофе. К счастью, актриса получила лишь сотрясение мозга и обширную гематому в пол-лица. Ее тогда уже утвердили на роль в картине Валентина Ховенко «Курица», но после аварии календарь съемок пришлось поменять, и сцены с участием Крючковой перебросили в конец съемочного периода, чтобы актриса смогла отлежаться в больнице. Однако те съемки для актрисы все равно оказались очень тяжелыми. Дабы облегчить ее страдания, неподалеку от съемочной площадки поставили кровать, на которой актриса после каждого дубля могла отдыхать.

Здоровье в те годы часто подводило Крючкову: после рождения второго сына у Светланы пошла операция за операцией. Актриса вспоминает: «Я ведь поправилась не потому, что много ем, а потому, что лежала почти девять месяцев на гормонах…

Меня не врачи, а муж от болезней спасал, ему даже койку в палате рядом со мной поставили. Мы ведь и расписались-то только перед моей последней операцией, когда возникла опасность, что я могу не вернуться из больницы. Я даже завещание оформила, чтобы Сашу с детьми никто потом не смог обидеть. Но, как видите, пронесло. Накануне операции мне даже сон приснился: я куда-то ухожу, а Саша в последний момент меня останавливает. Когда после операции приходишь в себя и понимаешь, что ты жив – всего-навсего жив! – больше уже ничего не нужно…

Николай Васильевич Гоголь говорил как-то, что болезни даруются человеку во благо. Потому что в каждодневной суете у каждого из нас нет времени для душевной работы. И лишь когда ты ложишься на больничную койку, у тебя, как ни странно, появляется возможность заглянуть в себя, появляется время для тихой, самоуглубленной работы души и ума. И когда друзья спрашивают, за какие грехи меня так наказывает судьба, я отвечаю, что, наверное, за мою слишком безмятежную молодость. Я ведь до 20 лет жила как птичка, порхала с одной зеленой ветки на другую. И только познав горечь потерь, пройдя через страдания,