Любимов.

11 декабря Высоцкого уже пытаются обработать его друзья: Золотухин, Полока, Кохановский. Все убеждают его не уходить из театра и написать труппе покаянное письмо. Причем Золотухин согласен написать текст письма за Высоцкого. Тот обещает подумать.

Вечером с Высоцким вновь беседует Любимов. И вновь шеф настроен благожелательно. Позднее он признается, перемена к лучшему в его отношении к Высоцкому произошла после встречи с лечащим врачом. Тот рассказал Любимову, что Высоцкий во многом пьет не потому, что человек слабовольный (хотя и это в нем есть), а потому что наследственность плохая. А это уже совсем иной взгляд на проблему. Поэтому Любимов уже не клянет Высоцкого на чем свет стоит и на худсовете театра 13 декабря выступает на его стороне. Итог — Высоцкого восстанавливают в правах артиста «Таганки». Как сказал сам Любимов: «Есть принципиальная разница между Губенко и Высоцким. Губенко — гангстер, Высоцкий — несчастный человек, любящий, при всех отклонениях, театр и желающий в нем работать».

Думается, побудительным мотивом к изменению позиции Любимова по отношению к Высоцкому могло быть и то, что режиссер прекрасно понимал, что такое Высоцкий для «Таганки». Ведь на тот момент его слава достигла заоблочных высот, причем слава эта базировалась именно на его имидже полузапрещенного артиста. Уволь его Любимов, и «Таганка» многое бы от этого потеряла. Думается, понимали это и либералы во власти, которые «крышевали» этот театр. Короче, с определенного момента Высоцкий и «Таганка» превратились в одно неразрывное целое.

Однако среди актерского состава подобных мыслей не было. Там все базировалось на простых человеческих взаимоотношениях, которые к большой политике никакого отношения не имели. По этому поводу приведу слова артиста «Таганки» Анатолия Васильева:

«Я был, наверное, единственным человеком, который с пеной у рта орал: „Уволить! Выгнать!“

И, скорее всего, был прав. Потому что все эти выговоры — строгие, нестрогие — мало что давали. Если бы выгнали тогда — это могло подействовать. Ведь когда он «завязал», год-два бывали потрясающе плодотворными.

Потом, когда Высоцкий стал лидером, солистом, а театр был гнездом, куда он только изредка залетал, это уже было невозможно. А тогда без театра Владимир просто не мыслил своей жизни. И если бы мы совершили эту жестокую акцию, то, может быть, продлили бы ему жизнь…»

19 декабря на «Мосфильме» был принят фильм «Хозяин тайги».

В эти же дни в Москве проходит очередной съезд Союза композиторов СССР. Один из ораторов — Дмитрий Кабалевский — помянул недобрым словом в своей речи и Высоцкого. Он заявил, что «Песня о друге» прививает молодежи дурные эстетические вкусы, и упрекнул Всесоюзное радио в том, что оно чересчур часто транслирует эту песню. Завершил он свое выступление следующим образом:

«Есть вообще явления в нашей музыкально-творческой жизни, в музыкальном быту, в которых нам следовало бы серьезно разобраться. Взять хотя какую-то странную, окутанную туманом таинственности проблему так называемых бардов и менестрелей. (Кстати, почему „бардов“ и „менестрелей“?) Одно издательство уже готовится создавать о них книгу и рассылает анкеты: „Что бы Вы сделали со своим сыном, если бы он стал бардом?“ Можно себе представить, какая книга получится на базе такого социологического исследования! А разобраться серьезно в этом явлении все-таки надо, прежде всего потому, что многое в нем явно способствует воспитанию в молодежи дурных эстетических вкусов, а нередко (как в той же песне Высоцкого, о которой я говорил) несет в себе и дурное этическое начало».

Это выступление прямо вытекало из той борьбы, которая тогда шла в советских верхах между державниками и западниками. Она особенно обострилась после чехословацких событий и велась в основном на страницах центральной прессы, где, как мы помним, у каждой из этих группировок были свои издания (у державников: газеты — «Советская Россия», «Социалистическая индустрия», «Литературная Россия», журналы — «Огонек», «Октябрь», «Молодая гвардия», «Москва», «Искусство кино», «Театральная жизнь» и др.; у западников — «Литературная газета», «Вечерняя Москва», журналы — «Новый мир», «Советский экран», «Театр» и др.).

Поскольку Высоцкий принадлежал к либеральному лагерю, поэтому атаки на него со страниц державных изданий были не случайны. Ведь он тогда был поднят на щит либералами уже не как автор блатных песен, а как человек, написавший два весьма недвусмысленных протестных хита: «Охоту на волков» и «Баньку по-белому» (в последней речь велась от лица бывшего зека, пострадавшего в годы сталинских репрессий).

«Банька» не была первой советской антисталинской песней (об этом раньше пели Юз Алешковский, Александр Галич и др.), но она, в силу своей несомненной яркости, стала самой раскрученной. В ней был полный набор «оттепельных» штампов: «повезли из Сибири в Сибирь» (то есть вся страна — один сплошной концлагерь), «наследие мрачных времен» (ничего, кроме мрака, в сталинских временах либералы видеть не хотели) и т. д. (не случайнео в среде державников эту вещь называли «Песней троцкиста»). Эти штампы ясно указывали на то, что Высоцкий был типичным представителем «детей ХХ съезда», для которых доклад Хрущева «о культе личности» в 1956 году стал настольной книгой, впрочем, как и для западных спецслужб, которые выпустили его отдельной брошюрой в несколько миллионов экземпляров, внеся в него от себя 34 фальшивые правки.

Помимо этих песен Высоцкий тогда написал и другие, где политические реалии советской действительности также присутствовали, но были намеренно спрятаны более глубоко в подтекст. Среди них: «Сколько чудес за туманами кроется…» (строчка «не потеряй веру в тумане» ясно указывала, какой именно туман и какую веру имеет в виду автор), «Песенка про метателя молота» (под молотом автор имел в виду советскую власть и этот молот герой песни хочет закинуть «ужасно далеко, куда подалее, и лучше — если б враз и навсегда»).

Несмотря на откровенную политизацию творчества Высоцкого, газетные атаки на него были больше похожи на легкие зуботычины, чем на «охоту на волков», да еще с «кровью на снегу». Какая кровь, если в том же 68-м, как мы помним, Высоцкий был утвержден сразу на две роли в кино: в картинах «Хозяин тайги» и «Опасные гастроли». Причем если в последнем он играл героя-злодея (что, кстати, не помешает ему через год получить грамоту от МВД СССР «за активную пропаганду в кино работы милиции»), то во втором его героем должен был стать артист варьете, активно помогающий большевикам и геройски погибающий за дело революции. В обоих фильмах Высоцкий пел свои песни, но это были песни из разряда правильных, за которых их автору даже выплатили гонорар (немалый, кстати).

Все эти факты ясно указывают на то, что брежневское руководство достаточно демократично отнеслось к своим доморощенным приверженцам «бархатной революции». Будь это иначе, то Юрий Любимов вряд ли продолжал бы ставить свои спектакли с «фигами», а Высоцкий не отделался бы только нападками на свое песенное творчество. Ведь в арсенале партийных идеологов из державного стана была масса способов, как «загасить» славу неудобного артиста. Причем в случае с Высоцким особо ничего придумывать не понадобилось бы: актер являл собой весьма уязвимую мишень, будучи втянутым сразу в несколько пьяных скандалов в Театре на Таганке, за что его даже собирались оттуда уволить (только в 68-м коллектив «Таганки» собирался это сделать дважды).

Обычно таких проступков партийные идеологи не прощали, тем более людям, которые покушались на их «священную корову» — идеологию. Достаточно сказать, что за целое десятилетие (1958– 1968) руками прессы (руководимой, естественно, из ЦК КПСС) были показательно «выпороты» несколько десятков советских кумиров, которых власть таким образом наказала за их аморальное поведение или идеологическое непослушание. Среди этих кумиров были: спортсмены Эдуард Стрельцов, Валерий Воронин, Трофим Ломакин, Виктор Агеев, режиссер Иван Пырьев, актрисы Людмила Гурченко, Александра Завьялова, актеры Марк Бернес, Павел Кадочников, Леонид Харитонов, певцы Глеб Романов, Иосиф Кобзон, Муслим Магомаев, писатель Николай Вирта и многие другие.

Высоцкий, который куролесил не меньше, чем все вышеперечисленные деятели, в этот список не угодил ни тогда, в 68-м, ни позже, когда его звезда на небосклоне гитарной песни засверкала еще ярче и должна была всерьез обеспокоить партийных идеологов. Возникает законный вопрос: почему? Ответ очевиден: певца продолжали «крышевать» те же высокие покровители, что и Юрия Любимова.

Кроме этого, была еще одна веская причина не трогать Высоцкого: его громкий роман не просто со звездой французского экрана, а с членом Французской компартии Мариной Влади. Как уже говорилось выше,