В «Балладе об оружии» Высоцкий прошелся шершавым языком сарказма по гонке вооружений, где виноватыми, по мысли либералов, были обе стороны — и советская, и западная. Впрочем, советская, по их мнению, даже больше, поскольку все советское для них — от дьявола:

Короче, большинство из девяти баллад, написанных Высоцким к фильму, содержали в себе настолько явный антисоветский подтекст (в иных так просто мощнейший — как в «Мистерии хиппи»), что режиссерская чета оказалась в настоящем ступоре. С. Милькина в своих воспоминаниях об этом в открытую не говорит, поскольку, видимо, неловко в подобном признаться. Ведь супруги оказались в двояком положении: с одной стороны, они сами пригласили Высоцкого в свою картину, с другой — они явно не ожидали от него такой ярости в адрес режима. Нет, втайне они и сами разделяли такие же мысли, что и Высоцкий, однако одно дело думать, а другое дело — говорить об этом вслух, на всю страну. Здесь супружеская чета была Высоцкому не товарищ, поскольку полагала, что он от гнева властей надежно защищен своим французским тылом (женой-иностранкой), а они такого прикрытия не имели. Поэтому, на мой взгляд, уже тогда Швейцер и Милькина хорошо понимали, что большая часть написанных Высоцким баллад вряд ли в их картину войдет — начальство не позволит. Что вскоре и подтвердится, о чем речь еще пойдет впереди.

И вновь вернемся к хронике событий конца 73-го.

26 декабря Высоцкий снова играет в «Гамлете».

27 декабря он дает концерт в столичном Театре кукол под руководством Сергея Образцова. Высоцкий на концерт опоздал, поэтому свое выступление начал словами: «Добрый день! Извините за небольшую задержку, но я к вам так торопился, что была встреча с милицией у меня небольшая… Но они решили почему-то, что у меня иностранные номера (Высоцкий ездил на „Рено“. — Ф. Р.) и что они имеют дело с человеком нерусским, — и поэтому обошлись очень корректно со мной… Ничего не случилось, в общем, здоров и жив остался…»

Вообще Высоцкий слыл автомобильным лихачом и очень часто имел непрятности с гаишниками. Иногда он сам специально устраивал дорожные провокации, чтобы прихвастнуть перед кем-то из своих друзей, особенно девушками. Об одной из таких провокаций вспоминает Нина Патэ, которая в те годы тоже была одним из организаторов его концертов:

«Высоцкий приехал ко мне на „Рено“ и сказал: „Вот теперь мы будем хулиганить“. Я посмотрела на машину, а номера-то не наши! Оказывается, Володя ездил по доверенности на „Рено“, а Марина — на „Жигулях“: они поменялись машинами. На площади Пушкина Володя лихо развернулся в неположенном месте, и нас тормознули. Пока приближался постовой, Володя сказал: „Смотри и молчи“. Подошел постовой, начал объяснять, а Володя якобы не понимает, пожимает плечами. Тот — снова объясняет, потом — что-то рисует на листочке. Володя упорно не воспринимает (иностранец ведь!). Постовой, видя, что хлопочет впустую, буркнул: „Ну ладно, езжайте дальше“. И тогда Володя достал деньги и выкрикнул: „Да возьми ты свой штраф“. У того буквально челюсть отвисла, а мы поспешили скрыться с глаз…»

В своем рассказе автор явно упивается лихостью своего кумира — Высоцкого. Хотя, если подходить к этому случаю со всей серьезностью, гордиться здесь нечем. Более того — осудить надо Высоцкого за его поступок. Ведь мало того, что он лихачит (создавая тем самым опасность на дороге для десятков людей), так еще и всячески демонстрирует свое пренебрежение к представителю власти — милиционеру. Он бы еще детей вокруг себя собрал и продемонстрировал им, как популярный актер Высоцкий нарушает правила дорожного движения, а затем «ставит на место» гаишника. А ведь в песнях своих (во всяком случае, в большинстве из них) наш герой проповедовал совсем другие принципы. Вот и спрашивается: где же был настоящий Высоцкий — в песнях или в таких поступках, о которых шла речь чуть выше?

А между тем 28 декабря состоялся концерт Высоцкого в столичном НИИ металлургии имени Байкова.

Примерно в эти же дни Высоцкий в разговоре с Валерием Золотухиным с грустью заметил: «Как мы постарели. Нам не грустно… в глазах видно. Нас ничто не радует, мы ничему не удивляемся».

Не эта ли необъяснимая тоска подвигла Высоцкого в тот год на создание двух произведений, где речь шла о его собственной смерти: «Когда я отпою и отыграю» и «Памятник». Последнему суждено будет стать пророческим: в нем он в точности предугадает те манипуляции, которые будут происходить после его смерти как с его именем, так и с творчеством. Видимо, он никогда не заблуждался насчет тех людей, кто его окружал.

Посмертную маску с Высоцкого, кстати, снимет Марина Влади. Впрочем, обо всем этом (и стихотворении тоже) речь еще пойдет впереди.

Начало 1974 года оказалось для Высоцкого творчески чрезвычайно насыщенным. Начался же тот год с «Антимиров»: именно этот спектакль он сыграл 3 января. На следующий день наш герой вышел перед публикой в образе принца датского и в спектакле «Павшие и живые». 6-го вновь играл в «Антимирах», 7-го — в «Десяти днях, которые потрясли мир», 8-го — дал концерт в обнинском Доме ученых, 9- го — сыграл в «Павших и живых», 10-го — в «Добром человеке из Сезуана»,