администраторшу определенное впечатление, и она, пусть нехотя, но полезла в журнал. Но при этом сказала:
— Вот если я сейчас не найду вашу фамилию, вы у меня получите пятнадцать суток!
— Хорошо, — не стал спорить с ней Дыховичный.
Далее послушаем рассказ самого актера:
«Переворачивает страницы — и я вижу, что есть моя фамилия.
— Да, — говорит, — фамилия имеется, но номер вы не получите!
— Почему же?
— А потому, что я сейчас все выясню! Я вас выведу на чистую воду! Это бронь обкома партии. Какое отношение вы можете иметь к обкому?
— А вот эти вот все, — отвечаю, — имеют какое-то отношение? А?..
Она, уже вне себя, перезванивает куда-то — и постепенно меняется в лице.
— Ладно, — говорит, мол, делать нечего.
Выхожу к Володе, тот сидит потерянный.
— Чего уж! — встречает меня. — Поехали отсюда. Ясно было, что нас не поселят.
— Так нас пускают. — А ему уже не верится. То есть он даже входить туда второй раз побаивался.
Нас поселили, но со словами, что, дескать, долго вы тут не проживете. И на следующий, кажется, день переселили из нашего замечательного номера в другой, под тем предлогом, что приезжают какие-то иностранцы.
А в Ленинграде мы несколько дней выступали с концертами. На третий день эта женщина, которая с нами боролась, вошла и говорит:
— Вот вы выступаете, нельзя ли для меня организовать пару билетиков?
Володя взвыл и со словами в том смысле, что «Держите меня!» убежал на улицу.
Я же попытался что-то объяснить — мол, вы еще имеете совесть…
— А что такого? — отвечает. — Билет, что ли, сделать трудно?…»
Вечером 18 июня Высоцкий почтил своим присутствием квартиру своего коллеги на поприще социального инакомыслия Аркадия Райкина, с которым он близко познакомился несколько лет назад. Вспоминает Г. Левина:
«В тот вечер я была у Райкиных. Вдруг раздался звонок. Мы вышли в переднюю. В дверях стоял Высоцкий, рядом с ним — смущенный Валерий Золотухин. Прямо с порога Высоцкий начал с извинений. Обращаясь к Аркадию Исааковичу, он сказал:
— Ради бога, простите, что я без предупреждения приехал не один, но Валерий, когда узнал, что я еду к Вам, сказал, что он умрет, если я не возьму его с собой. Он Вас обожает и давно мечтал о встрече с Вами.
Так начался этот запомнившийся мне вечер. Точнее, ночь. Они ведь приехали после спектакля, было часов одиннадцать, а сидели мы до глубокой ночи. Говорил, в основном, Высоцкий. То, о чем он поведал, теперь, по прошествии многих лет, нам во многом известно. А тогда его монолог был откровением для нас и горькой исповедью для него. Особенно мне запомнился его рассказ о встрече с министром культуры Фурцевой…
Однажды, уж не помню при каких обстоятельствах, они встретились с Высоцким в Театре на Таганке. Фурцева, рассказывал Высоцкий, была необычайно любезна.
— Володя, почему вВы никогда ко мне не заходите? Как вы живете?
Высоцкий отвечал коротко:
— Живется трудно.
— Что так? — удивилась Фурцева. — Помочь не могу?
— Можете, наверное. Я прошу об одном — откройте шлагбаум между мной и теми, для кого я пою. Я пробовал говорить в разных инстанциях, просить, доказывать, но… Эту ватную стену пробить невозможно.
— Зачем же о таком серьезном деле вы разговариваете с разной мелкой сошкой? — улыбнулась Фурцева. — Приходите прямо ко мне. Разберемся. Вот вам мой телефон. Я, конечно, помогу.
Окрыленный этим разговором, Володя позвонил буквально на следующий день. Трубку снял референт. Высоцкий представился и попросил соединить его с Фурцевой.
— Подождите минутку, — любезно прозвучало в ответ.
Через некоторое время референт ответил:
— Вы знаете, буквально минуту назад Екатерина Алексеевна вышла. Позвоните, пожалуйста, попозже.
Позвонил попозже. Референт огорченно:
— Владимир Семенович, какая досада! Ее только что вызвали в ЦК. Попробуйте позвонить завтра.
Звонил. Звонил по несколько раз в день. Звонил утром, днем, вечером, но каждый раз получал подобные ответы. Фурцева явно избегала разговора с помощью такого нехитрого и проверенного способа. Ощущение клетки было для Высоцкого нестерпимо, и вспоминал он об этом с горечью и болью. Так можно говорить только с уверенностью, что тебя понимают и слышат…
Естественно, настал момент, когда мы попросили Высоцкого спеть. Кассеты с его песнями, которые теперь есть в каждом доме, в те времена были редкостью. Официально их не выпускали, а «подпольные» было неизвестно где приобретать. Многие песни, которые пел Высоцкий, мы слышали впервые. Они буквально потрясли нас своей взволнованностью, остротой, точностью ощущений и обнаженностью чувств. Мы совершенно не замечали времени и опомнились только в четыре часа утра.
Вспоминается еще одна интересная деталь. Райкины жили в доме на углу Кировского проспекта и улицы Скороходова, занимая четырехкомнатную квартиру. Мы сидели в столовой, которая имела общую стену с соседней квартирой. Уже через много лет Катюша Райкина рассказала мне, что, оказывается, соседи записали на магнитофон весь этот импровизированный концерт. А заключительный аккорд вечера был забавным. Рома (супруга А. Райкина. —
Мы с Высоцким и Золотухиным спустились к машине. На нас удивленно воззрился водитель:
— А где же Райкин?!
Мы объяснили, что Райкин дома, а мы были у него в гостях. Водитель был страшно разочарован:
— Ой, а я-то думал, — самого Райкина повезу!
На Высоцкого он даже не взглянул…»
21 июня актеру Валерию Золотухину исполнился 31 год. В силу служебных обстоятельств он вынужден был отметить эту дату на гастролях в Ленинграде. Сначала с Высоцким они хорошо посидели в ресторане гостиницы «Астория», затем поднялись в номер к Ивану Дыховичному и продолжили «кирять» там, после чего заявились на квартиру актрисы Нины Ургант. На следующий день возлияния продолжились, о чем в дневнике именинника есть соответствующая запись.
«22-го приехала Ия (Саввина. —
