— Может быть, — сказала Лисса. — А может быть, к тому времени она поймет, что даже люди, которых мы очень любим, несовершенны. Об этом еще рано волноваться, Скотт.
Он чуть улыбнулся, оттаивая.
— Наверное, ты права.
— Конечно, права! Я всегда права.
Он вдруг потянулся через стол и накрыл ее руку своей.
— Ты была со мной так терпелива.
— Ну, сегодня был тяжелый день, — начала было она.
— Нет, — перебил он, качая головой. — Я не о сегодняшнем дне. Ты вообще много вытерпела от меня.
Лисса хотела было по привычке свести это к шутке, отделавшись легким остроумным ответом. Но у нее вдруг возникло такое чувство, что это поворотная точка в их отношениях, и если она так поступит сейчас, то они навсегда вернутся к своему старому сценарию, к заранее известным вопросам и ответам — безопасным и ничего не значащим. И она потеряет его навсегда.
Она вздохнула. Сделала над собой усилие, чтобы голос звучал спокойно, с легкой насмешкой над собой.
— Тридцать пять — это поздно для первой любви. В этом возрасте уже не остается иллюзий молодости: уже знаешь, что мечты — это одно, а действительность — совсем другое. Поневоле обретаешь терпение.
Он не удивился; он смотрел на нее, и глаза его были полны нежности.
— Сначала нам будет трудно, — тихо сказал он. — Особенно с Риген. Ей придется уделять очень много времени. Ты понимаешь?
— Конечно.
— Тогда потерпи еще немного. Дай мне время пройти через это, вернуть себе дочь.
Лисса слегка сжала его руку и улыбнулась.
— Бери. Я никуда не тороплюсь.
Скотт встал и, не отпуская ее руки, наклонился и нежно ее поцеловал.
— Спасибо.
Он выпрямился, и Лисса заставила себя разжать руку.
— Не за что. Послушай, не пора ли тебе вернуться к Риген? А я уберу здесь и поеду домой.
Он замялся.
— А не могла бы ты остаться? — осторожно спросил он. — Мне легче, когда ты рядом. Конечно, могут пойти разговоры, но…
— Разговоры не пойдут, — ответила Лисса. — Я скажу миссис Эймс, что ты все время был при Риген, а я осталась на тот случай, если вдруг что-то срочно понадобится. Девочка столько пережила. Кто знает, во что это выльется? Я даже лягу не в гостевой спальне, а где-нибудь на диване. Не волнуйся. Завтра миссис Эймс с удовольствием распространит эту весть, и только эту.
Скотт кивнул, легко коснулся ее щеки, еще раз сказал «спасибо» и пошел наверх, сидеть у кроватки спящей дочери.
— Большого скандала быть не должно, — предположил Гриффин. — Поскольку я застрелил подозреваемого, разумеется, будет проверка от полиции штата. Так положено. Но подозреваемый в присутствии трех свидетелей признался в содеянном и к тому же на глазах у всех целился в меня из заряженного пистолета, так что не думаю, что услышу что-нибудь, кроме поздравлений.
Они удобно устроились у камина на груде подушек, накрывшись толстым стеганым одеялом.
— Это вообще не должно тебя волновать, — серьезно сказала Джоанна, озабоченно посмотрев на него. — У тебя не было другого выхода, ты все сделал правильно.
— Я и не собираюсь лить слезы от того, что прикончил убийцу. Он стал причиной смерти троих людей, он едва не убил вас с Риген. Кроме того, он в меня прицелился — я просто вынужден был выстрелить первым. Он отнюдь не был склонен подставлять грудь под пулю, и, если бы я не убил его, он убил бы меня.
— Вот что я думаю. — Джоанна со вздохом отставила бокал с вином. — Должна ли выходить наружу вся правда о Кэролайн? Я имею в виду, что она и Дилан были любовниками?
— Если тебе интересно мое мнение, то нет. — Он на мгновение задумался. — Полагаю, что совершенно ни к чему их отношениям становиться достоянием всего города. Она нашла дискету — нет нужды объяснять как, тем более что мы и сами толком этого не знаем. Кэролайн спрятала ее. Дилан обнаружил пропажу и стал ей угрожать, запугав настолько, что она не справилась со своей машиной. Но он не знал, где находится дискета. Потом появилась ты, и он занервничал, потому что ты постоянно расспрашивала о Кэролайн: естественно, он испугался, а вдруг ты как-нибудь найдешь дискету, а с нею и доказательства его преступления. И он пытался тебя убить. Дважды.
Джоанна чуть улыбнулась.
— А я опять обманула смерть. Сейчас ты скажешь, что мне нужно осторожнее переходить улицу, да?
Гриффин тоже отставил свой стакан и склонился над ней. Лицо его было серьезно.
— Не стоит с этим шутить. Видит бог, я надеюсь, что у тебя столько же жизней, сколько у кошки, значит, еще осталось. Но будь осторожнее с ними, пожалуйста. Я не хочу тебя потерять. Я совсем не хочу тебя потерять.
Она закинула руки ему на плечи, погладила по волосам. «А глаза у него синие, — решила она. — Темно-темно-голубые, темнее, чем сапфиры».
— Значит, не потеряешь, — пробормотала Джоанна, раскрывая губы ему навстречу.
Он крепко поцеловал ее, и Джоанна почувствовала, как ее вновь охватывает огонь желания. Мысли исчезли, она хотела не думать, а чувствовать — и дала себе волю.
Гриффин проснулся на рассвете и быстро сел в постели, обнаружив, что Джоанны рядом нет. Отбросив одеяло, он встал, быстро натянул пижаму; вышел в темную гостиную и тотчас успокоился: по комнате гулял холодный ветер, дверь на балкон была приоткрыта и Джоанна, закутавшись в стеганое одеяло, из-под которого торчал воротничок его рубашки, стояла на балконе.
Он вышел к ней и, прислонившись к перилам, крепко потер ей спину.
— Эй, ты здесь замерзнешь.
Она смотрела на него — ясноглазая, с разгоревшимися от утреннего холодка щеками.
— Знаешь, я думала обо всем этом, — произнесла она совсем тихо. — Но особенно о Дилане. Что делает человека таким, как он? Когда жадность становится столь абсолютной, что даже убить легко?
— Не знаю, милая.
Она вздохнула — изо рта у нее вылетело облачко пара.
— За его мелкое, неважное преступление три человека заплатили своей жизнью. Просто за то, чтобы не открылась его проклятая кража. Гриффин, ведь это всего только деньги!
Он покачал головой.
— Нет. Для Дилана это совсем другое. Для него это означало еще и власть. Это… поднимало его в собственных глазах, давало ему то, чего, как он считал, он достоин, а не имеет просто потому, что мир несправедлив к нему. Такие всегда считают, что им кто-то должен, и всегда обижены на вопиющую несправедливость. Конечно, он мог убить для того только, чтобы получить то, что хотел. Ведь он защищал свое представление о себе, заслуживающем всего, а имеющем самую малость. Пойми, Джоанна, он не просто заурядный уголовник; то, что ему удавалось проделывать это так долго и успешно, доказывает, что он действительно умнее многих. Как разрушительно это постоянное чувство, что тебе недодали.
Джоанна, согласно кивнув, немного помолчала. Потом опять вздохнула.
— Но теперь, слава богу, все действительно кончилось. Этой ночью сон уже не мучил меня. Наконец-то это прошло, Гриффин! Этот вечный страх, и напряжение, и чувство, что твоей волей кто-то управляет. Кэролайн отпустила меня на свободу, я чувствую. — Она очень серьезно посмотрела на него. Гриффин погладил ее по щеке.
— Я рад, милая.
— Пока она меня не отпускала, я… не способна была ни на что другое.
