— Я знаю.

— А знаешь ты, что я тебя люблю? — серьезно спросила она, глядя ему прямо в лицо. Он чуть улыбнулся.

— Была у меня такая надежда, — ласково ответил он. — Но ты заставила меня долго ждать этих слов.

— Я должна была освободиться от Кэролайн, — объяснила она.

— И заодно увериться в том, что и я от нее свободен?

— Примерно так.

Он наклонил голову и нежно ее поцеловал.

— Я всегда был от нее свободен. А от тебя — нет. Боже мой, как я люблю тебя! Ты — у меня в голове, ты — в моем сердце, и под кожей, и внутри меня… так глубоко, словно ты — часть меня. Словно ты всегда была со мной. Я люблю тебя, Джоанна.

— И я люблю тебя.

Он поднял голову, заглянул ей в глаза и легонько погладил по щеке.

— Пойдем в дом. Ты уже замерзла.

Ее улыбка была так прелестна, что у него чуть сердце не разорвалось от переполнявшей его нежности.

— Знаешь, я хочу увидеть рассвет. Так непривычно больше не просыпаться от смертельного ужаса. И так хорошо! Посмотри, Гриффин, как красиво!

Ему нелегко было оторвать от нее взгляд, но он взглянул на горизонт, где черное небо отливало темным пурпуром; над головой оно было уже темно-синим и постепенно светлело к востоку, где скоро должно было взойти солнце. Был прилив, океанские волны шумели и бились о скалы, а утренний воздух был солоноват и влажен.

Он глубоко вздохнул.

— Я с первого взгляда полюбил это место, — сказал он.

— Я тоже. — Джоанна улыбалась ему, чувствуя, как успокаивается душа. — Я не понимала этого до конца, пока всюду видела опасность и на все смотрела с подозрением, но, несмотря ни на что, в глубине души я чувствовала, какое это прекрасное место.

— Тогда оставайся здесь и выходи за меня замуж. — Он не хотел так скоро делать ей предложение, но, сказав это, почувствовал, что правильно сделал. — Я понимаю, тебе многого будет не хватать, но…

Она закрыла ему рот пальчиками, чтобы он не наговорил лишнего.

— Чего мне будет не хватать? Большого города? Он мне не нужен. Моей семьи? Тетя Сара была последней. Друзей? Обзаведусь новыми.

— Милая…

— Я люблю тебя, Гриффин, — тихо произнесла она. — И ничего на свете не хочу больше, чем остаться здесь с тобой.

Он глубоко вздохнул, но это не помогло избавиться от сладкой боли в груди, да и не то чтобы в этом была необходимость.

— Клянусь, Джоанна, ты не пожалеешь об этом, — сказал он, привлекая ее к себе.

— Я знаю. — Сияя улыбкой, она взъерошила ему волосы. — Я это поняла сразу, как только тебя увидела, хотя и долго не хотела себе в этом признаваться. Я тогда смотрела на тебя, на твое лицо, и уже знала, что больше не вернусь в Атланту — разве что за вещами.

— Я думаю, ты просто ведьма.

— Это все оттого, что я очень-очень счастлива.

Гриффин подумал, что счастлив на самом деле он, но спорить не стал, а поднял ее на руки и отнес назад, в теплую постель.

Прошло ровно две недели с того дня, когда Джоанна приехала в Клиффсайд. В этот солнечный октябрьский вторник они с Гриффином подошли к тихой старой церкви в северном конце города. Он довел ее до церковной ограды и распахнул перед ней створки железных ворот изящного литья.

— Ты действительно не хочешь, чтобы я пошел с тобой?

— Действительно, — улыбнулась ему Джоанна. — Я должна сделать это одна. Со мной ничего не случится, честное слово.

— Ладно, — согласился он и нежно поцеловал ее. Он все понимал без объяснений. — Я буду ждать тебя здесь. Только помни — не больше пятнадцати минут.

— Даже меньше.

Она вошла на территорию старейшего городского кладбища и не спеша побрела по засыпанной гравием дорожке. Кладбище было ухоженное, залитое солнцем; лишь несколько огромных старых дубов отбрасывало густую тень на могилы. Шум прибоя здесь был почти не слышен, он скорее ощущался, как некая пульсация земли. Это место, где покоятся мертвые, казалось удивительно живым.

До сегодняшнего дня Джоанна избегала этого места. Избегала даже думать о нем — она боялась, как бы рядом с могилой Кэролайн, с застывшей реальностью надгробной плиты, не укрепилась непрочная связь между ними.

Но теперь это так долго мучившее ее наваждение наконец исчезло, значит, пришла пора попрощаться с Кэролайн.

Ее могила была так же безукоризненно аккуратна, как и все остальные, травка на ней была коротко подстрижена и, несмотря на октябрь, ярко зеленела, мраморная надгробная плита блестела под лучами солнца. На плите выгравировано имя, КЭРОЛАЙН ДУГЛАС МАККЕННА, и годы жизни. Она не прожила и тридцати лет, и больше десяти из них жизнь ее была адом. Скотт добавил к надписи слова: «Любимой жене и матери», — и Джоанна полагала, что он сделал это искренне, а не только потому, что так принято.

Бедная Кэролайн. Она жила и умерла, так ничего и не поняв.

С обеих сторон от плиты высились мраморные вазы, и в каждой по букету роз, названных ее именем. В это время года они стоят недолго, но как только эти облетят, из оранжереи принесут свежие им на смену. Воистину, розы для Кэролайн. Почему-то Джоанна не сомневалась, что цветы будут еще долго украшать могилу Кэролайн.

— Тебе они, наверное, не понравятся, — задумчиво сказала Джоанна, кладя на могилу скромный букет, составленный из самых разных цветов. Вокруг никого не было, и она спокойно говорила вслух, не боясь любопытных ушей: она чувствовала, что это правильно. — Но розы пусть тебе приносят твои мужчины.

Джоанна смотрела на надгробную плиту с высеченным на ней именем этой странной женщины, которой не удалась жизнь, но удалось преодолеть смерть, чтобы спасти свою дочь.

— Ты знала, что Риген угрожает опасность, правда? Может быть, в последний момент своей жизни ты поняла, что это она нашла шкатулку с дискетой. А может быть… может быть, после смерти возникает тот краткий миг, когда нам становится ясно все, что случится с теми, кого мы оставляем.

Как бы то ни было, ты это знала. Ты знала, что ей нужна помощь. А может быть, ты поняла и что-то еще, Кэролайн? Может быть, ты ужаснулась оттого, что сделала со Скоттом? Поняла ли ты, что Риген нужен отец?..

Разумеется, ответа не было, да и не могло быть, но Джоанна продолжала размышлять вслух, подводя своего рода итог этих кошмарных дней своей жизни, когда их судьбы так удивительно переплелись.

— Мне хочется думать, что есть вещи, о которых ты сожалеешь, Кэролайн. Что ты привела меня сюда не только для того, чтобы защитить Риген, но чтобы я, по крайней мере, попыталась залечить раны, нанесенные тобой. Теперь Скотт знает правду о своей дочери. Адам получил возможность… ну, хотя бы излить душу. И даже Гриффин больше не ставит себе в вину твою смерть.

Весь город вздохнул с облегчением, когда стала известна правда. Ведь эти две смерти — твоя и Батлера — потрясли всех гораздо сильнее, чем люди хотели это признать. А когда сюда приехала я, столь на тебя похожая, и стала задавать вопросы, это только добавило напряжения. Гриффину тоже казалось, что в городе с некоторых пор что-то не так. Может быть, это беспокоило и всех остальных. Так или иначе, сейчас все обстоит гораздо лучше. Наверное, для большинства так и останется тайной, почему я сюда приехала, но сейчас даже те, кто относился ко мне настороженно, приветливы и дружелюбны. Это прелестный городок, Кэролайн. Кажется, я полюбила его.