Узрел Хануман. Исполинский владетель чертогаБез с Ма́ндару-гору, а руки — два горных отрога.Дыханье правителя ракшасов пахло панна́гой,Душистою ма́дхавой[253], сладкими яствами, брагой,Но взор устрашало разверстого зева зиянье.С макушки свалился венец, изливая сиянье, —Венец огнезарный с каменьями и жемчугами.Алмазные серьги сверкали, свисая кругами.На грудь мускулистую Раваны, цвета сандала,Блистая, тяжелого жемчуга нить упадала.Сорочка сползла и рубцы оголила на теле.И, царственно-желтым покровом повит, на постели,Со свистом змеиным дыша, обнаженный по пояс,Лежал повелитель, во сне беспробудном покоясь.И слон, омываемый водами Ганги великой,На отмели спящий, сравнился бы с Ланки владыкой.Его озаряли златые светильни четыре,Как молнии — грозную тучу в темнеющей шири.В ногах у владыки, усталого от возлияний,Пленительных женщин увидел вожак обезьяний.И демонов женолюбивый единодержавец,Веселье прервав, почивал в окруженье красавиц.В объятьях властителя ракшасов спали плясуньи,Певицы, прекрасные, словно луна в полнолунье.В серьгах изумрудных, в душистых венках, плетеницах,В подвесках алмазных узрел Хануман лунолицых.И царский дворец показался ему небосводом,Что в ясную полночь блистает светил хороводом.Плясунья уснувшая, полное неги движеньеВо сне сохраняя, раскинулась в изнеможенье.Древесная ви́на лежала бок о бок с красоткой,Похожей на солнечный лотос, плывущий за лодкой.Уснула с манку́кой[254] одна дивнорукая, словноРебенка баюкая или лаская любовно.Свой бубен другая к прекрасным грудям прижимала,Как будто любовника в сладостном сне обнимала.Казалось танцовщица с блещущей золотом кожейНе с флейтой, а с милым своим возлежала на ложе.С похмелья уснувшая дева движеньем усталымПрильнула своим обольстительным станом к цимбалам.Другая спала, освеженная чашей хмельною,Красуясь, подобно цветущей гирлянде весною.Прикрывшую грудь, словно два златокованых кубка,Красавицу сон одолел — опьяненью уступка!Иной луноликой — прекрасные бедра подругиВо сне изголовьем служили, округлы, упруги.Уснув, музыкантши, — как будто пред ними любимый, —Сжимали в объятьях ада́мбары, флейты, динди́мы [255].