Головку ее, как цветок, отделенный от стебля.И лик обольстительный, ракшасом к боку прижатый,Без Рамы поблек, словно лотос, от стебля отъятый.Губами пунцовыми, дивным челом и глазами,И девственной свежестью щек, увлажненных слезами,Пленяла она, и зубов белизной небывалой,И сходством с луной, разрывающей туч покрывало.Без милого Рамы красавица с ликом плачевным,Глядела светилом ночным в небосводе полдневном.На Раваны лядвее темной, дрожа от испуга,Блистала она, златокожая Рамы подруга,Точь-в-точь как на темном слоне — золотая подпруга.Подобная желтому лотосу, эта царевна,Сверкая, как молния, тучу пронзавшая гневно,Под звон золотых украшений, казалась влекомаПо воздуху облаком, полным сиянья и грома.И сыпался ливень цветочный на брата КуберыС гирлянд благовонных царевны, прекрасной сверх меры.Казался, в цветах утопающий, Равана грозныйСвященной горой, что гирляндой увенчана звездной.И без передышки летел похититель коварный.У Ситы свалился с лодыжки браслет огнезарный.Был Равана древу подобен, а Джанаки дева —Налившейся розовой почке иль отпрыску древа.На Раваны ляжке блистала чужая супруга,Точь-в-точь как на темном слоне — золотая подпруга.По небу влекомая братом Куберы бездушным,Она излучала сиянье в просторе воздушном.Звеня, раскололись, как звезды, в немыслимом блескеО камни земные запястья ее и подвески.Небесною Гангой низверглось ее ожерелье.[222]Как месяц, блистало жемчужное это изделье!«Не бойся!» — похищенной деве шептали в печалиДеревья, что птичьи пристанища тихо качали.Во влаге дремотной, скорбя по ушедшей подруге,Меж вянущих лотосов рыбки сновали в испуге.Охвачены яростью, звери покинули чащиИ долго бежали за тенью царевны летящей.В слезах-водопадах — вершин каменистые лики,Утесы — как руки, воздетые в горестном крике,И солнце без блеска, подобное тусклому кругу, —Оплакивали благородного Рамы супругу.«Ни чести, ни совести в мире: мы видим воочью,Как Ситу уносит владыка Летающих Ночью!»И дети зверей, запрокинув мохнатые лица,Глядели, как в небо уходит его колесница.И все разноокие духи, живущие в чаще,О деве скорбели, глаза боязливо тараща.«О Рама! О Лакшмана!» — Сита взывала в печали.Ее, сладкогласную, кони зеленые мчали.
