удавался, хотя толку получалось мало. Полынья была слишком узка, чтобы можно было вывести обломки мимо судна за корму, а самые обломки слишком толсты и тяжелы, чтобы их можно было поджать под края окружающих ледяных полей.

Иногда в полынье или в канале, через который нам предстояло идти, внезапно всплывал, преграждая нам путь, мощный подводный лед[398], однажды при таком всплытии «Фрам» получил сильнейший толчок и вряд ли какой-либо другой корабль остался бы невредимым. Другой раз, проходя по открытой полынье, я из бочки вдруг заметил огромную подводную льдину, выдававшуюся далеко вперед под краем надводного льда. Немедленно было приказано изменить курс, чтобы обойти ее. Но в тот самый момент, когда мы проходили мимо этой льдины, она вынырнула на поверхность с бешеной силой, столб брызг взметнулся высоко в воздух, а судно получило такой удар по правому борту около фок- ван-тов, что получило крен и уклонилось почти на 10 румбов от своего курса, пока не натолкнулось на несколько мелких льдин.

Вдобавок ледяное чудовище, вынырнув, подняло за собой огромную массу воды, которая шумным водопадом низвергнулась затем в полынью.

Нечто подобное случалось, когда мы иной раз задевали на ходу какой-нибудь дрейфующий торос, который, сильно подтаяв в подводной своей части, готов был вот-вот перевернуться. Малейшего прикосновения к нему было достаточно, чтобы торос опрокинулся с такой силой, что море вокруг вскипало, словно во время шторма.

9 августа работали целый день над расчисткой полыньи, но подвинулись вперед лишь на самую малость, 10-го работа продолжалась. Еще до полудня удалось немного проскользнуть вперед. «Фрам» продвигался к югу до 10 ч вечера, когда лед опять стал непроходимым и пришлось принайтоваться к ближайшей льдине. За день едва прошли две морские мили.

Туман не давал производить астрономические наблюдения до 9 августа, и в этот день определились на 81°48 северной широты. Это было последнее определение широты, сделанное нами среди плавучих льдов.

Во вторник, 11-го, в полдень пошли на юго-восток. Немалых трудов стоило раздвинуть торосистые глыбы и мелкие льдины, часто загромождавшие проход. В 7 ч 30 мин вечера остановились перед узкими воротами в очередную полынью, где и остались до глубокой ночи, когда, наконец, удалось убрать с пути препятствия и двинуться под парами в юго-западном направлении. Дело шло все же медленно, а под утро 12 августа путь снова (в который раз!) преградила отвратительная льдина. Мы попробовали взорвать ее, но, показанимались приготовлениями, лед сомкнулся, и судно защемило между двумя огромными полями. По прошествии нескольких часов лед в юго-западном направлении раздвинулся, и мы до 12 ч 30 мин дня шли вперед под парами по сравнительно большим полыньям. Потом на время преградила путь крупная льдина. В то утро мы за пять часов сделали примерно 9¹/2 морских миль. Теперь стал появляться более тонкий лед, а когда туман по временам редел, из бочки удавалось разглядеть и к востоку и к западу множество протянувшихся к югу полыней. Кроме того, все время встречалось множество птиц и тюленей, даже несколько морских зайцев – все служило признаком того, что теперь недалеко до чистой воды. Между 3 и 4 ч дня раздвинулись ледяные оковы. В 5 ч 20 мин пошли под парами в юго-восточном направлении. Ледовые условия стали заметно улучшаться, лед пошел более тонкий и рыхлый, отдельные небольшие льдины легко удалось форсировать. С 5 ч 30 мин до полуночи прошли 16 морских миль; машиной пользовались как компаундом.

После полуночи (13 августа) взяли курс сначала на юго-запад, затем на юг, потом на юго-восток, все время по битому и рассеянному льду, и вот, наконец, в 3 ч 13 августа впереди нас открылась совершенно темная вода на ЮЮВ. В 3 ч 30 мин, миновав последние льдины, «Фрам» вышел в открытое море.[399]

Мы были свободны! За нами лежали три года упорного труда и лишений, бремя тяжелых дум, спутниц долгих ночей, впереди была жизнь, возвращение на родину, ко всему, что было дорого. Еще лишь несколько дней!..

…Самые разнообразные чувства боролись в каждом из нас, охватывали нас, всех и каждого. Первые минуты мы не могли поверить глазам; темно-синие волны впереди казались обманом зрения или сном. Ведь до 80-го градуса широты еще оставалось порядочное расстояние и только в особо благоприятные годы свободное ото льдов море простиралось летом так далеко к северу Быть может, мы просто вошли в широкую открытую полынью и впереди нам предстоит еще пробиваться сквозь мощный пояс льдов?

Нет, факт оставался фактом. Свободное, не скованное льдом море окружало нас со всех сторон, и мы с наслаждением следили за тем, как тихо покачивается «Фрам» на первых слабых волнах.

Мы отдали честь своему побежденному врагу послав ему на прощание громовой салют. Еще один долгий взгляд на последние неясные очертания торосов и льдин – и они потонули в сомкнувшемся позади нас тумане.

Курс был пока что взят на ЮЮВ по компасу туман стоял настолько густой, что невозможно было произвести наблюдения. Мы намеревались вначале пройти в Рёдебэй (Красную бухту)[400], чтобы определиться по суше, а затем уже идти вдоль западного побережья Шпицбергена на юг, пока не найдем подходящей гавани, где можно было бы запастись водой, перегрузить уголь из трюма в бункера и вообще полностью подготовить «Фрам» к плаванию в родных водах.

В 7 ч утра сквозь небольшой просвет в тумане с левого берега мы увидали парусник и направились к нему, чтобы, окликнув его, расспросить о докторе Нансене и Йохансене. Добрый час прошел, пока мы подошли к нему бок о бок; он стоял к нам кормой и заметил лишь, когда мы подошли к нему вплотную. Штурман парусника сбежал вниз и крикнул своим, что в тумане на них идет какое-то чудовищное судно. Вскоре палуба кишела людьми, и, как раз когда высунулась голова шкипера парусника, «Фрам» проскользнул под самым бортом его судна с наветренной стороны, приветствуя его громовым салютом из нашей пушки на правом борту Затем мы обошли парусник с кормы и угостили его с подветренной стороны вторым салютом, после чего всякие враждебные действия прекратились. Пожалуй, с нашей стороны несколько демонстративно было таким образом дать знать о себе нашему соотечественнику, который мирно стоял в утреннем тумане и скорее грезил о тюленях и моржах, чем о встрече с «Фрамом». Но капитан Бутулфсен, надеюсь, простил нам такое проявление бурной радости при первой после трех лет перерыва встрече с людьми.

Парусник этот был шхуной «S6strene» («Сестры») из Тромсё. Первым вопросом, который мы задали, когда проходили вдоль его борта, было: «Вернулись ли Нансен и Йохансен?»

Мы надеялись услышать утвердительное «да!» и готовы были встретить его громовым «ура» и новым салютом. Но в ответ прозвучало короткое, печальное «нет!».

Капитан Бутулфсен и несколько человек из его команды поднялись к нам на борт и попали под перекрестный огонь всевозможных расспросов. Такому экзамену они, вероятно, никогда раньше не подвергались и, наверное, никогда не подвергнутся в будущем. Среди множества новостей, услышанных нами, мы узнали о том, что шведский воздухоплаватель инженер Андрэ прибыл на Датский остров, чтобы попытаться достигнуть Северного полюса на воздушном шаре. Бутулфсен, передав команду своему штурману, перешел пассажиром на «Фрам», чтобы отправиться с нами домой в Тромсё. И вот в полдень мы снова дали ход, продолжая держать курс на Рёдебэй, чтобы оттуда пройти к Датскому острову – приветствовать там Андрэ.

Около полуночи впереди показалась земля, которую мы признали за мыс, находящийся непосредственно к западу от Рёдебэй.

1041 день прошел с тех пор, как мы в последний раз видели землю.

Мы простояли некоторое время неподвижно в ожидании, пока туман поредеет настолько, чтобы можно было с точностью определиться по суше. Когда туман поднялся, мы тихонько отправились под парами на запад, производя непрерывно промеры, и скоро оказались, как и предполагали, в Норвежском проливе, прошли его и бросили в 9 ч 30 мин утра якорь у Голландского мыса. Туман теперь совсем разошелся, и вскоре мы разглядели в глубине залива экспедиционное судно Андрэ «Virgo» («Дева»), а на берегу ангар для воздушного шара.

В подзорную трубу видно было, что наше прибытие замечено. Вскоре к нашему борту причалил паровой баркас с Андрэ, остальными членами экспедиции и командиром «Вирго» капитаном Захау. О судьбе наших товарищей никто из них также не мог ничего сообщить. Настроение наше после этого совсем упало. Мы