— Джентльмены, — мягко произнес Келли, — мы не будем использовать досье на Джентайла. Я хочу, чтобы вы дали слово чести, что никогда не будете обсуждать то, что узнали.
Если бы он пальнул из пулемета, эффект был бы тот же.
— Ты шутишь, Кел? — спросил Люк.
— Не шучу, — последовал торжественный ответ его брата.
— Но почему, Келли? — воскликнул их отец. — Почему? Все, что тебе теперь надо сделать, это только протянуть руку, и он твой!
— Так, может, вы объясните нам причину? — сердито произнес Джош.
Келли внимательно посмотрел на него.
— Я не могу ничего рассказать, — ответил он. — Вам нужно просто довериться моему решению.
— Но ты же не можешь нас вот так оставить, Кел, — заявил Люк. — Если есть какая-то невероятная причина, по которой этот материал на Джентайла не должен использоваться, назови нам ее!
— Причина есть, но в настоящее время я должен держать ее при себе.
— Это сумасшествие, Келли, — сказал его отец. — Просто сумасшествие.
— Возможно. Но именно так и должно быть.
— Вы понимаете, конечно, что это значит? — спросил Джош.
— Полагаю, мы не получим всей той аудитории телезрителей, что нам обещал Фрэнк, — быстро ответил Келли.
Отец вплотную подъехал на инвалидном кресле к сыну.
— Я не знаю твоих причин, Келли, но мы поступим неправильно, если скроем эти факты. Возможно, он предатель, вражеский агент!
— Однако, — произнес Келли. — я не верю, что у нас все материалы.
— Но вот же они! — закричал его отец. — Листовка ФБР, заявление дочери генерала Чу, изъяты все страницы дела — что тебе еще надо?
— У Келли есть основания, отец, — вмешалась Лейси. — Считаю, мы не должны настаивать.
— Вы знаете его основания, Лейси? — спросил Джош.
Она поколебалась немного.
— Да, знаю.
— И действительно верите, что он прав?
— Конечно.
— Считаете, что он прав, ничего не говоря людям, которые на него работают?
— Да, считаю. Извините, Джош.
— Да что там? — выпалил он. — В конце концов, я лишь руководитель избирательной кампании. Все это идиотизм, настоящий идиотизм!
— И чем мы теперь займемся? — спросил Люк.
— Вернемся к слушаниям, — предложил Лютер. — Они начинаются завтра, верно, Келли?
— Конечно. Сегодня я разговаривал с Бенни. Он готов к очной ставке.
— Хорошо, по крайней мере, здесь у нас дела не пойдут насмарку, — отметил Люк.
— А это точно, что мы не будем трогать Джентайла? — продолжал давить Джош. Казалось, он с трудом выходит из состояния шока.
— Точно, Джош, — ответил Келли. — Мне очень жаль, но у меня есть на это основания. Вы должны доверять мне.
— Я доверял бы вам гораздо больше, если бы вы мне все рассказали.
— Я не могу… в настоящий момент. — И он добавил с легкой улыбкой: — Я ведь не настаивал насчет имени человека, передавшего вам досье, верно?
— Я вам сказал, что это надежный источник.
— И для меня этого было достаточно. На этом все кончилось. Разве у вас нет той же веры в меня?
— У Майклза больше опыта, Келли, — произнес сенатор. — Он занимался этим и раньше, а ты нет.
— Позволь сказать, папа, за последние месяцы мое образование расширилось.
— Вы знаете причины, по которым ваш брат решил не использовать досье на Джентайла? — спросил Джош Люка.
— Не больше вашего…
— Значит, только Лейси знает их?
— Только она, — твердо ответил Келли.
— Займемся завтрашним днем, Джош, — мягко предложил Лютер и посмотрел на Люка. — В котором часу вы хотите провести очную ставку?
— В два часа, — быстро ответил Люк. — Фрэнк говорит, тогда нам удастся поймать уолл-стритовские издания и отдыхающих домохозяек.
— Какие у тебя планы насчет Маллади? — спросила Лейси.
— Возможно перед самым началом слушаний в Лоуренсе… — начал было объяснять Келли, но остановился, увидев гневное лицо Джоша.
— Теперь я должен удивить
Было ясно, что эта ночь неожиданностей. Лютер медленно положил свою трубку, чтобы вместе с Келли и Лейси уставиться в изумлении на Джоша. Только Люк и сенатор не выглядели удивленными. Я вспомнил, как Джош говорил, что обсуждал с ними эту проблему.
— Я правильно расслышал, Джош? — озадаченно спросил Келли. — Мы не будем высылать Маллади повестку?
— Вы расслышали правильно.
— Почему? Он болен?
— Нам бы его здоровье. Возможно, он доживет до ста лет.
— Так в чем же дело?
Джош наклонился вперед, чтобы взглянуть прямо в глаза Келли.
— У меня есть причины, и я вам их назову. Мы не будем вызывать Маллади, потому что заключим с ним сделку. Мы не станем высылать ему повестку, и в благодарность он поддержит вас на конвенте и во время кампании. С его помощью мы получим самое значительное большинство, которое когда-либо видели в этом штате. И вы станете неоспоримым лидером партии. И перед вами откроется мощеная дорога на Белый Дом.
— Нет, Келли, — слабо прошептала Лейси. — Нет.
— Да! — свирепо заявил Джош. — Я устал от вашей политики витания в облаках. Вернемся на грешную землю. Конечно, мы можем победить и без Маллади. Я сейчас думаю не об Олбани, я думаю о национальном конвенте и Белом Доме. Если Келли победит дома с большим преимуществом, не только лидеры графств и штата, но и Национальный Комитет увидят, что у нас имеется победитель. На сцене не было никого, кроме Джентайла. Поэтому я и хочу выкинуть его с ринга быстро и навсегда. Если вы не хотите прикасаться к этому досье, ладно, у вас есть причины. Это на вашей ответственности. Но я политик- прагматик. Я готов заключить сделку с любым, кто может помочь моему кандидату.
— Джош, Маллади — это ходячий порок! — закричала Лейси.
— Да, он мошенник! — грубо заявил Джош. — Политические джунгли полны такими. Сомнительные политики всегда были и всегда будут. Кто-то когда-то сказал, что это серьезный изъян нашей демократии. Не знаю. Может, и так. Я только знаю, что нам нужны сладкие шоколадки Маллади — все до одного.
— И вы могли бы стать партнером человека, который использует бедных, неграмотных людей, живущих на пособие, лишь бы достичь политической власти? — спросила Лейси.
— Он не одинок, уж поверьте мне, — ответил ей Джош. — Это не наша проблема, как он стал таким, каким он есть. Наша проблема в том, как его использовать.
— Как раз об этом и предупреждал утром Джин Абернети, — сказал Келли. — Маллади делается все более опасным. Каждый день он звонит начальнику полиции Лоуренса и приказывает бросать пикетчиков в тюрьму. Он называет их коммунистами. Боже, да они кто угодно, только не коммунисты! У одного человека,
