средствах; к тому же политические образования, на которые они нападали, часто были
непрочными, ослабленными распрями; трудно было бы объяснить внезапное
исчезновение лангобардской монархии, не принимая во внимание ту борьбу, которую уже
давно вели лангобардские короли со своими герцогами; именно интриги мусульманских
правителей Испании, не желавших подчиняться кордовскому эмиру, позволили Карлу
Великому распространить франкское влияние к югу от Пиренеев; завоевание Саксонии
стало возможным в результате раскола саксов на два лагеря: с одной стороны, господствующий класс, почти сразу же признавший власть Карла, а с другой – люди
низших сословий, свободные и полусвободные, ненавидевшие иноземных завоевателей.
Наконец, в процессе экспансии дипломатия иногда играла не менее значительную роль, чем собственно военные действия.
Наряду со слабостью противников и сложной политической игрой успеху
экспансионистской политики франков способствовали и личные качества трех государей: если ничто не доказывает, что Карл Мартелл, Пипин Короткий и Карл Великий были
гениальными и вдохновенными стратегами, то отрицать их незаурядную физическую и
моральную силу, истинное военное рвение у нас нет никаких оснований. Кроме того, они
умели увлекать за собой людей, использовать собственную клиентелу и знать, которые
более или менее охотно или оказывая сопротивление, постепенно втягивались в
политическую систему Франкского государства.
Благодаря капитуляриям, мы обладаем более точными сведениями о военной
системе Каролингского государства на рубеже VIII-IX вв. и, прежде всего, о наборе войск: каролингский монарх обладал властью приказывать, запрещать и карать, которая
называлась
подданных, включая жителей только что покоренных областей; практически же
поголовный призыв в армию становился необходимым только в случае вражеского
вторжения и лишь в той части королевства, которой непосредственно угрожала опасность.
Этот всеобщий призыв к оружию (lantweri) предполагал смертную казнь в случае
уклонения, если вторжение действительно произошло.
В течение долгого времени формулы призыва на воинскую службу оставались очень
нечеткими – несомненно потому, что в случае необходимости на зов откликалось
довольно много людей. Но уже с 806 г. формулировки становятся более строгими: проводится различие между простыми свободными людьми, обязательства которых
ограничены, и вассалами, подчиненными прямо или косвенно королю, епископами, аббатами, аббатисами, графами и сеньорами, на которых само их положение накладывало
очень строгие обязанности. К примеру, постановление 807 г. предписывает, чтобы «все
живущие по ту (западную. – Примеч. пер.) сторону Сены несли воинскую службу. В
первую очередь в войско должен прибыть тот, кто владеет бенефициями. Затем должен
прибыть в войско всякий свободный человек, владеющий пятью мансами. Таким же
образом должны поступать и те, кто владеет четырьмя и тремя мансами. Если же будут
два человека, каждый из которых владеет двумя мансами, то один из них должен
снарядить другого, и пусть наиболее способный прибудет в войско. Что касается людей, которые владеют половиной манса, то пятеро таких людей снаряжают шестого. А те, кто
считаются бедными и не имеют ни раба, ни собственной земли, стоящей (лакуна) солида, должны впятером снарядить шестого <...>. И каждому шестому вышеуказанные пятеро
безземельных бедняков совместно должны выдать 5 солидов»[56]. Эта система
«снаряжающих» (aidants) и «воюющих» (partants), которые, как предусматривалось, могли
меняться местами, при всей ее сложности оставалась в силе при Людовике Благочестивом
и даже была введена в Италии в годы правления Лотаря I (капитулярий 825 г.).
Отсутствие списков, в которых, согласно акту Людовика Благочестивого от 829 г., по
всем графствам должны были перечисляться люди, подлежащие призыву на воинскую
службу, делает невозможным точный подсчет количества воинов, которые могли быть
мобилизованы. Г. Дельбрюк, Ф. Лот и Ф. Гансхов сошлись во мнении, что даже в зените
своего могущества Каролинги могли иметь в распоряжении в лучшем случае только
несколько тысяч воинов, при этом наиболее приемлема цифра 5000[57]. Ж. Ф. Вербрюгген
