многих, ждущих ее благосклонностей. Хорошо бы иметь славную беарнскую любовницу, принадлежавшую ему, и только ему. Да, он с удовольствием покинет французский двор.
— Вам обоим определенно, — сказала Марго, — и тут я постараюсь помочь.
«Уж не стремится ли избавиться от меня?» — подумал Генрих. Это было вполне вероятно.
— Послушай, — продолжала она, обращаясь к брату, — тебе разрешают брать карету и ездить к любовнице. Войдя в ее дом, сразу же выходи через заднюю дверь, там будут наготове лошади. Садись в седло и скачи прочь, а карета пусть остается на месте. До утра твоего бегства не обнаружат. А к утру ты будешь уже далеко, лови тебя тогда.
— План хороший, — согласился Франциск.
— Превосходный, — усмехнулся Генрих. — Ты будешь далеко и не сможешь разделять со мной благосклонность этой дамы.
Марго бросила на них сердитый взгляд.
— Бросьте свои глупости. Не забывайте, речь идет о ваших жизнях.
Соперники, прищурившись, посмотрели друг на друга, потом рассмеялись. Любовные дела всегда были для них чем-то вроде игры.
Они обнялись.
— Жаль, я не могу взять тебя с собой, старая кочерыжка, — сказал Франциск. — Мы нашли бы для соперничества другую даму.
— Обо мне не печалься, — улыбнулся Генрих. — Помни, что я буду получать двойную долю.
— До того дня, — раздраженно сказала Марго, — когда тоже устроишь побег! Не забывай, ты легко можешь подвергнуться той же опасности, что и мой брат.
Марго, разумеется, была права. Но первому предстояло бежать ее брату, затем наступал черед Наваррского.
Король с матерью, узнав о побеге Франциска, пришли в ярость.
— Его привезут ко мне живым или мертвым! — вскричал Генрих III. — Я покажу ему, как идти против меня.
Встревожился он не на шутку. Во дворце Франциск представлял собой только затаенную угрозу, а бежав, стал по-настоящему опасен. Король понимал, что его брат отправился к гугенотам поднимать восстание.
— Надо не спускать глаз с Наваррского, — сказала королева-мать.
Король согласился, вспомнив, с каким негодованием отверг Генрих предложение убить герцога Анжуйского, его брата.
— И с моей сестры, — добавил он.
Из-за бегства брата Марго оказалась под пристальным наблюдением; Генрих тоже. Но он знал, что ему нельзя медлить с побегом, и строил тайные планы.
А потому все больше предавался утехам с Шарлоттой. Складывалось впечатление, что он только этим и занят.
В заблуждение оказалась введена даже королева-мать. Шарлотта уверяла ее, что надежно держит в руках этого незначительного короля.
Верный конюший Генриха Агриппа д'Обинье, человек строгих принципов, поэт, историк, вдохновенно увековечивающий происходящие события, так возмущался безответственностью своего короля, что взял на себя задачу отчитать его.
— Как вы можете оставаться здесь, — укоризненно спрашивал он, — когда нужны своему королевству? Как можете проводить время с женщиной, которая, говорят, предпочитает вам других любовников?
При этом Агриппа понимал, что вряд ли кто из других монархов разрешит своему подданному разговаривать в подобном тоне. Может, потому он и служил Генриху так верно. Пусть его король волокита, беззаботен и пассивен, но по крайней мере он не заблуждается относительно себя и выслушивает критику окружающих, хотя толку от нее мало.
— Ты забываешь, Обинье, — ответил он с улыбкой, — что я здесь пленник.
— Пленник! Другие бежали из тюрем. А теперь в руках у них оружие. Люди, знающие вас с младенчества, отдались под начало герцога Анжуйского. Но какая может быть вера в подобного вождя? Возглавить их, сир, ваша задача, но в своей безответственности вы предпочитаете быть слугой здесь, а не повелителем там, вас презирают, хотя должны бояться.
Генрих неспешно, дружелюбно улыбнулся.
— Терпение, добрый Агриппа. Потерпи еще немного.
Что этот Наваррский за король? — удивлялись все при дворе.
Генрих продолжал вести беззаботный образ жизни, но все полагали, что рано или поздно он последует примеру младшего брата Марго. Может ли король быть так безразличен к своему будущему, как Наваррский? Что с его королевством? Неужели он надеется удержать то немногое, что имеет, если не приложит к этому усилий? Он наверняка строит какие-то планы. Не слишком ли наиграна его беззаботность?
Генрих понимал, что бежать ему будет сложнее, чем Франциску.
Чтобы иметь возможность привести свой план в действие, ему надо было как-то успокоить подозрительность окружающих.
Екатерина Медичи собиралась вместе с королем на молитву в Сен-Шапель, когда им доложили, что Наваррский бежал. Лицо Генриха III исказилось от гнева, но королева-мать лишь рассмеялась.
— Далеко ему не уйти, — сказала она. — Мы отправим гвардейцев по всем дорогам, ведущим на юг; будь уверен, его скоро вернут обратно.
Отдав распоряжения, она вернулась к сыну и продолжила разговор о Наваррском:
— Никуда он не убежит. Слишком уж беззаботен и не пускается на хитрости, как твой брат. Вздумал ускакать среди дня, когда его отсутствие тут же заметят!
— Пока Наваррский при нас, его можно не опасаться, — сказал король, ему вспомнился смелый отказ Генриха от убийства.
— Нельзя показывать, что нас взволновало его исчезновение, — сказала Екатерина. — Едем в Сен- Шапель, как собирались.
По пути в церковь сын и мать узнали от сопровождающих, что во дворце судачат о бегстве Наваррского и размышляют, чем явится оно для дела гугенотов, поскольку его обращение в католичество никто не воспринимал всерьез.
— Сам он, — сказала Екатерина, — как вождь наших врагов нам не страшен. Но нельзя, чтобы из него сделали символ. Гугеноты не забыли, что он сын своей матери — хоть и очень не похож на нее.
Выходя из Сен-Шапель, король с королевой-матерью увидели всадника. Он был один, и они не сразу узнали в нем Генриха Наваррского. Со смехом, озорно блестя глазами, он поклонился.
— Я слышал, вы разыскиваете одного человека, — произнес Генрих во всеуслышание, — поэтому возвращаю его вам.
К дворцу он ехал между Екатериной и королем, весело болтая, словно был очень рад их обществу; и они не могли скрыть облегчения.
— Не понимаю, почему вы с такой готовностью поверили в мой отъезд, — сказал он.
— Ходили слухи, будто ты уехал к Франциску, — пробормотал король.
— Ха, — засмеялся Генрих, — при желании это было б нетрудно.
— Мы быстро бы вернули тебя.
— А тут я вернулся сам… да, в сущности, никуда и не уезжал. С какой стати? При вашем дворе мне многое доставляет удовольствие.
Король с матерью-королевой уверились, что у него нет намерения покинуть двор и начать войну. Политические интриги не для него. Он предпочитает будуарные.
