— Ложись обратно в постель.

— Нет. — Очень осторожно она опустилась за его спиной на колени.

— Мелисанда… — Он отпустил ее лодыжку.

Не обращая внимания на его умоляющий тон, Мелисанда подняла накрывавшее его одеяло и улеглась у него за спиной.

— Черт побери, — проворчал он.

— Тише. — Она лежала лицом к его сильной, широкой спине и прижималась к нему, медленно и осторожно поглаживая его твердый бок. Она впитывала в себя тепло его тела, его запах. Ей было тепло и уютно, и в знак признательности она уткнулась носом в его плечо. Сначала он был напряжен, но потом расслабился, как будто решил уступить ей. Мелисанда улыбнулась. Всю свою жизнь она спала одна. А теперь она спала не одна.

Наконец она была дома.

Джаспер проснулся от того, что его спину гладили женские руки, и его первой реакцией был стыд: она знает теперь, что он спит на полу, как нищий, что он не может спать в постели, как все мужчины, она узнала его тайну. Ее руки скользнули ниже, к его бедрам, и в нем шевельнулось вожделение.

Он открыл глаза и увидел, что еще темно и камин погас. Обычно он зажигал свечу, но сейчас темнота не мешала ему. Мелисанда просунула руку ему под бок и взяла в руку его плоть. Он застонал. Ощущение, которое дарили прикосновения этих прохладных тонких пальцев, изучающих его тело, было именно тем, о чем мечтает мужчина, находящийся поздней ночью вдали от дома. Он чувствовал, как к его спине прижимаются ее твердые маленькие груди. Это было уже слишком. Раннее утро и такое физическое, сладостное до боли ощущение.

Он перевернулся.

— Ложись на меня.

Ее распущенные волосы падали ей на лицо, и в слабом мерцании камина она казалась каким-то неземным созданием, явившимся, чтобы увлечь его куда-то далеко от земного существования. Она перекинула длинную изящную ногу через его бедро. И так сидела, улавливая своей возбужденной плотью его пульсирующую плоть.

— Впусти меня, возлюбленная жена моя, — прошептал он. — Впусти в свое чудесное гнездышко.

Ему показалось, что он разглядел в темноте недовольное выражение на ее лице, как будто она осуждала его за неподходящую тему разговора за чаем. Нет-нет, это ему только кажется. Она могла выглядеть строгой и важной за чаем после полудня, но ночью с ним она была просто чувственным созданием.

— Скачи же на мне, сердце мое, — говорил он. — Скачи, пока можешь удержаться.

Он чувствовал, как ее руки обнимают его, как она опускается на него, и подавил стон, стон блаженства. Тепло женского тела. Это тело удерживает его. Сдается ему. Он выгнулся, обхватил ее за ягодицы и крепко прижал к себе. Она положила руки ему на грудь, длинные волосы рассыпались по его лицу. Прикусив губу, она прижималась к нему всем телом. Он же, сдерживая себя, следил, за выражением ее лица. Ее глаза были закрыты, голова откинута назад. Он положил руку на грудь Мелисанды, и она выгнула спину. Он дразнил ее, тревожа маленький сосок, пока она не стала задыхаться.

— Джаспер, — прошептала она, — Джаспер…

— Да, любимая?

— Ласкай меня.

— Да, — сказал он, хотя лицо его блестело от пота. Она прильнула к нему, извиваясь всем телом, и на минуту он утратил способность ясно мыслить.

Тогда она сказала:

— Не так… Ты же знаешь… Он покачал головой:

— Тебе придется это сказать, дорогая. Она зарыдала.

Ему бы следовало пожалеть ее, но, увы, он был жестоким, похотливым мужчиной и ему хотелось услышать из сладких строгих губ эти слова.

— Скажи их…

— О Боже, ласкай меня!

Он приподнялся, упираясь в пол, и, заглушая свой мучительно-радостный крик, прижался к ее губам. И взорвался внутри ее, отдавая ей всего себя и свою душу.

На следующее утро, когда Мелисанда проснулась, Вейла в комнате уже не было. Она провела рукой по его подушке. Она все еще была теплой, и на ней сохранилась вмятина от его головы. Она опять была в одиночестве, как и каждое утро своего короткого брака, но на этот раз одиночество было совершенно другим и ощущалось по-иному. Этой ночью она лежала в его объятиях, слушала его дыхание, слышала медленные удары его сердца и чувствовала его горячую оголенную кожу, согревавшую ее.

Она еще немного полежала и потом позвала Салли. Спустя полчаса она уже была внизу, готовая к завтраку, но ее мужа нигде не было видно.

— Лорд Вейл уехал кататься верхом, миледи, — смущенно проговорил лакей. — Он сказал, что вернется к отъезду.

— Спасибо, — сказала Мелисанда и отправилась завтракать в маленькую столовую. Какой смысл разыскивать его? К тому же он, в конце концов, вернется.

В этот день Вейл предпочел ехать на лошади рядом с каретой, и Мелисанда качалась из стороны в сторону в карете в обществе одной Салли.

В конце дня они добрались до Эдинбурга и уже после пяти вечера подъехали к элегантному дому тетушки Вейла. Вейл открыл дверцу кареты, и Мелисанда только успела опереться на его руку, как его тетя уже приветствовала их. Миссис Уипперинг была маленькой, толстенькой дамой в желтом, как солнце, платье. У нее были розовые щеки, постоянная улыбка и довольно громкий голос, которым она активно пользовалась.

— Это Мелисанда, моя жена, — сообщил Вейл своей тетке, как только она перевела дыхание от своего бурного приветствия.

— Как я рада видеть вас, моя дорогая! — пропела миссис Уипперинг. — Называйте меня тетей Эстер.

Мелисанда так и сделала.

Тетя Эстер ввела их в дом, который, очевидно, был подновлен по случаю заключения брака с третьим мужем.

— Новый муж — новый дом, — весело сказала она Мелисанде.

Джаспер только улыбнулся.

Это был приятный дом. Построенный из белого камня в строгом классическом стиле, он возвышался на одном из эдинбургских холмов. В доме тетя Эстер предпочитала белый мрамор и полы в черно-белую клетку.

— Сюда, — позвала она, вводя их в холл. — Мистер Уипперинг сгорает от нетерпения познакомиться с вами обоими.

Они вошли в красную гостиную, где над камином, покрытым черной эмалью и позолотой, висела