удивился:
— Я думал, он должен принести стек мне.
— Я никогда не говорила, что он хорошо знает, как приносить палки.
Джаспер посмотрел на жену. Ее обычно бледные щеки разрумянились от утреннего воздуха, глаза блестели, и она выглядела… очень мило. Очень, очень хорошенькой.
Он не сразу смог заговорить.
— Ты хочешь сказать, что я лишился превосходного стека?
За прудом послышался приглушенный хруст: Маус грыз стек. Мелисанда усмехнулась:
— Не уверена, что ты захочешь взять его обратно.
— Но он не съест его?
— Раньше не ел.
— А… — Он не знал, что сказать еще, — нечасто с ним случалось подобное. Ему хотелось спросить ее, о чем она говорила с миссис Фицуильям, но ни за что в жизни он не сумел бы задать этот вопрос. «Не брала ли ты у куртизанки уроки, как соблазнять мужчин?» — вопрос не очень подходящий. Он заметил, что миссис Фицуильям и ее дети, вероятно, покинули парк. Их больше не было видно.
— Почему ты не подождал меня к завтраку? — нарушила молчание Мелисанда.
Они проходили по берегу пруда, Джаспер вел лошадь в поводу.
— Даже не знаю. Я подумал, после прошлой ночи…
Что? Что ей хотелось некоторое время побыть одной?
Нет, не так. Возможно, ему нужно было одиночество. И о чем это говорит?
— Я вызвала у тебя отвращение? — спросила она.
Потрясенный, он остановился и посмотрел на нее. Как ей только пришло такое в голову? Сам этот вопрос говорил о ее ранимости.
— Нет. Нет, моя дорогая. Ты никогда не вызовешь моего отвращения, даже если будешь тысячу лет стараться.
Сдвинув брови, она вглядывалась в его лицо. Казалось, она хотела понять, не лжет ли он.
Он наклонился к ней и прошептал:
— Ты интересуешь меня, ты иссушаешь меня, ты воспламеняешь меня, но отвращение?.. Никогда, моя милая жена, никогда.
От его тихого голоса у нее перехватило дыхание. Она спросила:
— Но ты не этого ожидал?
Он вспомнил, как она уверенно, с полным самообладанием держала в руке его мужское достоинство. Ощущение ее холодных пальцев, сосредоточенное выражение ее лица чуть не взорвали его тогда, да и сейчас.
— Нет, — сказал он несколько хрипловатым голосом. — Не этого я ожидал, Мелисанда…
Вдалеке прогремел выстрел. Джаспер инстинктивно прижал к себе Мелисанду. Истеричным лаем залился Маус. Они слышали стрельбу, испуганное ржание лошади, но деревья загораживали от них произошедшее.
— Что это? — спросила Мелисанда.
— Не знаю, — тихо ответил Джаспер.
С той стороны, откуда слышался шум, на огромной черной лошади галопом мчался человек без шляпы. Джаспер заслонил собой Мелисанду.
— Эй! Послушайте! Что случилось? Человек резко осадил лошадь.
— Еду за доктором. Я тороплюсь.
— Кого-то застрелили?
— Покушение на убийство! — крикнул человек, пришпоривая лошадь. — Кто-то пытался убить лорда Хасселторпа!
Позднее, вечером, Мелисанда спросила:
— Почему кто-то стрелял в лорда Хасселторпа? Утром Вейл затолкал ее в карету и приказал ехать домой, а сам поспешил на место покушения. Он отсутствовал долго и вернулся после обеда, и только тогда она смогла задать ему этот вопрос.
— Я не знаю, — ответил он. Он пришел в ее комнаты и теперь метался, как зверь в клетке. — Может быть, это несчастный случай. Какой-то идиот упражнялся в стрельбе, не имея необходимой для этой цели соломенной мишени.
— В Гайд-Парке?
— Не знаю! — выкрикнул Вейл и, извиняясь, взглянул на нее. — Простите меня, возлюбленная жена моя. Но если это был убийца, то он чертовски плохой стрелок. Хасселторп легко ранен в предплечье. Он быстро поправится. На войне я видел много подобных ран, и не стоило бы о них говорить, если бы не инфекция.
— Я рада слышать, что рана легкая, — сказала Мелисанда. Она сидела перед камином в низком кресле, том самом, в котором они накануне занимались любовью, и наблюдала за ним. — Ты почти никогда не говоришь о войне.
— Разве? — рассеянно ответил он. Он стоял у ее туалетного столика, запустив руку в чашу со шпильками. Поверх бриджей и рубашки на нем был красно-черный, восточный халат. — Да и нечего о ней рассказывать.
— Нечего? Ты же шесть лет служил в армии, разве не так?
— Семь лет, — проворчал он. Вейл подошел к ее гардеробу, раскрыл дверки и принялся рассматривать его содержимое так, будто надеялся обнаружить там космические тайны.
— Почему ты вступил в армию?
Джаспер повернулся и некоторое время, не понимая, смотрел на нее.
Затем рассмеялся:
— Я вступил в армию, чтобы стать настоящим мужчиной. Или, по крайней мере, такова была цель моего отца. Он считал меня слишком ленивым, слишком изнеженным. И поскольку в доме от меня не было никакой пользы, — он беспечно пожал плечами, — почему бы и не купить мне офицерский патент?
— И твой друг, Рено Сент-Обин, тогда же тоже купил патент?
— О да! Мы были ужасно горды тем, что вступаем в Двадцать восьмой пехотный полк. Да покоится он с миром. — Джаспер закрыл дверки гардероба и в задумчивости перешел к окну.
Может быть, ей не следовало говорить об этом. Перестать приставать к нему, оставить его и его секреты в покое. Но что-то в ней протестовало против этого. Каждая минута его жизни была ей интересна, а больше всего то, что он хранил в тайне. Вздохнув, она встала с кресла. Сняв тяжелый атласный халат, надетый на сорочку, Мелисанда аккуратно сложила его на стуле.
— Тебе нравилась армейская жизнь? — осторожно спросила она.
В темном стекле окна она видела его отражение.
— Кое-что. Солдаты жаловались на отвратительную еду на марше, на жизнь в палатках. Но временами бывало весело. Сидеть у костра, питаясь вареным горохом и беконом.
Слушая его, она сняла сорочку, и он замолчал. Обнаженная, она подошла к нему и положила руки ему на спину. Его мускулы были тверды, как будто он превратился в гранит.
— А сражения?
— Это все равно как побывать в аду, — шепотом ответил он. Она гладила его широкую спину, ощупывая линию позвоночника и прилежащие мышцы. «Как побывать в аду». Ей было жаль той его части, которая побывала в аду.
— Ты участвовал во многих сражениях?
— В нескольких. — Джаспер вздохнул и опустил голову. А она разминала большими пальцами мышцы чуть выше его бедер.
Потом похлопала по плечу:
— Сними это.
Он стянул с себя халат и рубашку, но когда он хотел повернуться, она вернула его в прежнее положение. Она массировала его, нажимая большими пальцами на мышцы спины. Он стонал, опустив голову и держась обеими руками за подоконник.