руки. Сейчас мы напишем ему, и все будет в порядке. Это какое-то недоразумение.

Действительно, Ливия была уверена, что Германик останется лояльным преемнику, которого назначил Август. Лишь одно могло заставить его нарушить присягу. И это «одно», к сожалению, уже свершилось.

«Когда он узнает об убийстве Постума, — со страхом подумала императрица, — то может пойти на все. Нет человека, честнее и надежнее Германика, но и от других он требует того же. И убедить его, что Агриппу казнили по собственноручному приказу Августа, будет очень непросто. Зачем я так поторопилась?»

Тиберий по-прежнему сидел молча, безучастный ко всему. Его глаза были полузакрыты, пальцы сжались в кулаки, кадык судорожно дергался.

— Успокойся, — еще раз приказала Ливия. — Ты же мужчина, римлянин, цезарь! Перестань жалеть себя и давай вместе подумаем, как исправить положение.

Увидев, что сын не реагирует, Ливия быстро подошла к двери и крикнула пронзительно:

— Эй, немедленно позовите сюда Элия Сеяна! Скажите, пусть бросит все и идет во дворец!

«Вот кто мне нужен, — немного успокоившись, подумала императрица. — Этот не подведет. Только бы он пришел поскорее, пока Тиберий не очнулся, и не побежал отдавать власть первому встречному».

— Я здесь, госпожа! — раздался зычный голос, и в комнату вошел Элий Сеян.

Ливия отшатнулась при виде его напряженного бледного лица и нахмуренных бровей.

— Хорошо, что ты уже тут, — сказала она машинально. — Мы должны действовать. Заходи, я объясню тебе ситуацию.

— Позволь, сначала я тебе кое-что объясню, госпожа, — глухо сказал Сеян, входя в помещение.

Он бросил взгляд на Тиберия, который даже не пошевелился, и вопросительно посмотрел на императрицу.

— Мы теперь все в одной лодке, — шепнула та. — Говори смело. Ему от нас уже никуда не деться. Чем ты встревожен? У нас и так достаточно неприятностей.

— Не могу тебя утешить, госпожа, — с расстановкой произнес Сеян. — Сейчас ко мне примчался один человек... Шкипер Никомед, помнишь, я тебе говорил о нем... Так вот, он прискакал из Остии и уверяет, что видел своими глазами...

Сеян умолк и устало провел ладонью по лицу.

— Что видел? — резко спросила Ливия. — Воскресшего Августа или птицу Феникс?

— Нет, госпожа, — качнул головой новый префект преторианцев. — Воскресшего Агриппу Постума.

— Это ложь! — истерически взвизгнула Ливия. — Этого не может быть! Ведь ты же сам убил его!

Сеян пожал плечами.

— Кажется, произошла ошибка. Август перехитрил нас — на месте Агриппы он оставил какого-то раба- двойника. Кто мог предположить такое?

— Нет! — решительно отрубила императрица. — Вот наше спасение. Агриппа был казнен по приказу цезаря, а теперь этот раб мутит народ. Так и объявим...

— Думаю, не выйдет, — угрюмо сказал Сеян. — Его опознали офицеры военных трирем, с которыми он когда-то служил. По какому-то родимому пятну...

Ливия еще больше побледнела.

— Да, было у него пятно, — пробормотала она и вдруг вытянула руки, словно собираясь схватить Сеяна за горло. — А почему же ты не убедился?

— А откуда я знал об этом? — устало спросил префект. — Выслушай меня до конца, госпожа. Похоже, мы здорово влипли.

Позади них раздался протяжный стон. Они обернулись и увидели, как Тиберий раскачивается из стороны в сторону, держась руками за голову.

— Не обращай внимания, — быстро сказала Ливия. — Говори дальше.

— Агриппа появился в Остии утром, — продолжал Сеян. — С ним большой вооруженный отряд. Люди встретили его овацией. Моряки мизенской эскадры присягнули ему на верность. Постум объявил, что собирается идти на Рим и силой взять украденное у него наследство. Он обещал богатые подарки народу и солдатам. До столицы слухи еще не дошли, но это может случиться в любую минуту. И я не уверен, что мои преторианцы будут защищать вас. Мы можем рассчитывать только на данувийские легионы, но надо как можно быстрее подтянуть их сюда, иначе...

— Мы не можем рассчитывать даже на данувийские легионы, — тихо сказала Ливия и закрыла лицо руками.

Тиберий с трудом встал и сделал шаг. Его лицо напоминало гипсовую маску, которые носят в похоронных процессиях. Все трое замерли. Повисла звенящая тишина.

Казалось, что монументальное и прочное здание Империи, трудолюбиво и старательно возведенное Августом, обрушилось и погребло их под своими обломками.

Тринадцатый день «Сфинкс» болтался в море, словно никому не нужная, заброшенная щепка, покорная воле Нептуна и волн.

Не поймешь, как и когда повернет Фортуна свое колесо. Судну посчастливилось уйти от морских разбойников, но в ту же ночь оно угодило в самую гущу свирепого безжалостного урагана.

Сплошные потоки воды заливали палубу и надстройки, мощные порывы оглушительно воющего ветра швыряли корабль из стороны в сторону, грозя и вовсе перевернуть его; огромные, вспененные, словно пасти диких зверей, волны тяжело переваливались через борта; у людей лопались барабанные перепонки от раскатистого грохота грома и слепли глаза от пронзительных вспышек молний.

И люди знали, за что наказывает их Нептун, — они отплыли из Остии, не принеся положенной жертвы богам. Сенатор Сатурнин приказал не терять времени, и даже суеверный капитан и матросы не посмели ослушаться. «Сфинкс» вышел в море, а жертвенник на нем остался сухим — его не окропила кровь быка или барана.

И вот, последовала расплата.

Буря бушевала всю ночь; на исходе третьего часа этого кошмара с треском рухнула мачта, на месте убив одного матроса. Еще двоих смыло волной. Полтора десятка рабов-гребцов захлебнулись в своем тесном подпалубном помещении, превратившемся в смертельную ловушку. Вода также унесла за борт значительную часть продовольственных припасов и других вещей.

Пока обезумевшая от ужаса команда отчаянно сражалась со стихией, противопоставляя свои ничтожные силы необузданному гневу Нептуна, Корнелия сидела в каюте капитана и ни на что не реагировала. Смерть бабушки, которая заменила ей мать, явилась тяжелейшим ударом для ее неокрепшей юной психики. Ей казалось, что жизнь уже кончена, и девушка тупо смотрела в дощатую стену каюты, инстинктивно вцепившись руками в какую-то балку, чтобы удержаться на месте при бешеной качке.

Рядом на койке стонал раненый Хирхан. Ему тоже было очень плохо, и финикиец балансировал на грани забытья и реальности, то проваливаясь в тяжелый сон, то просыпаясь вдруг от приступа нестерпимой боли. Эти два человека словно не замечали друг друга.

У двери каюты дежурил Кирен. Ливиец, терзаемый морской болезнью, крепко привязал себя к какому-то столбу, чтобы не улететь за борт с очередной волной. Раз за разом спазмы разрывали его желудок, а перед глазами все плыло и кружилось.

Знающий морское дело Селевк помогал команде, вместе со всеми суетясь на палубе, насколько это позволяли качка, ветер и волны.

К утру буря внезапно стихла, словно ее и не было. Море в считанные минуты стало' спокойным и гладким, ветер, подвывая, унесся куда-то на восток, тучи иссякли и быстро разбежались в стороны. Небо прояснилось, и выглянуло бледно-желтое солнце.

Покореженный, но вновь спасшийся «Сфинкс» мелко подрагивал на волнах посреди бескрайнего морского простора. Люди — еще не веря, что они живы, и все позади — устало опускались на мокрую палубу и тут же засыпали. Из трюма неслись крики и проклятия предоставленных самим себе гребцов.

Корнелия все так же смотрела в стену, ни на что не обращая внимания, а Хирхан все так же стонал, дергаясь от боли. Кирен перерезал острым ножом крепившую его к столбу веревку и медленно сполз вниз. Казалось, что даже его черная кожа позеленела.

К вечеру люди на борту «Сфинкса» немного пришли в себя и стали обдумывать ситуацию. Судно