Кричала пропаганда и о том, что на Алтае озверевшие кулаки, бешено сопротивляясь становлению колхоза, заживо сожгли ночью в поле комсомольца-тракториста Петра Дьякова.

Снова лилась песня о трагической гибели комсомольца Дьякова, который был, как тогда выражались, застрельщиком в переустройстве постылой сельской жизни в сторону неведомого лучезарного социализма. Петр любил катать девчат на тракторе, за что благодарные подружки своевременно предупреждали его о готовящейся расправе со стороны злобных классовых врагов.

Но Дьяков не внял предупреждению. Ночью на поле изверги-кулаки подкараулили его и сожгли вместе с трактором.

Тогда же эту терзавшую души песню вдохновенно исполнял знаменитый народный хор имени Пятницкого.

Все эти песенные и газетные зверства врагов как бы наглядно подкрепляли внедрявшийся в мозги народа постулат о том, что по мере продвижения к социализму в стране и обществе будет обостряться классовая борьба.

И хотя, как теперь очевидно, эту борьбу ловко обостряли сами же власти, виноватыми оказывались «враги народа», в частности, зажиточные сельские мужики, которых, для ясности, те же власти окрестили кулаками, рождавшими капитализм стихийно, ежечасно и в массовом масштабе. Их-то и требовалось «ликвидировать, как класс», независимо от того, что на их трудах и достатке в значительной мере держалось материальное благополучие населения и самого государства, имевшего тогда возможность продавать Европе зерно, т.е. излишки урожаев, по демпинговым ценам.

Когда было покончено с кулаками и начались массовые аресты среди городского населения, несколько учеников нашей школы и знакомых ребят по улице осиротели. Их отцы были арестованы НКВД, как «враги народа», и сгинули в неизвестности, не оставив на земле даже своих могил. Мы переживали несчастье друзей, сочувствовали им, но твердо знали, что никто из них не сочинял доносов на своих арестованных отцов.

Много лет спустя, во времена так называемой перестройки, в нашей печати проскочило сообщение о том, что на тракториста Дьякова Петра никто не покушался и он не сгорел. Теперь он уже в солидном возрасте, жив и здоров.

Действительно ли был убит кулаками пионер Коля Мякотин – неизвестно. Может, он и погиб, но при каких-то других обстоятельствах, из которых бойкая пропаганда беззастенчиво сочинила террористический акт.

Что касается моральной оценки действий Павлика Морозова в печати, то ее можно разделить на две антагонистические части, по принципу: ПРЕЖДЕ и ТЕПЕРЬ!

В далекие годы после убийства в тайге Павла и брата Федора (9 лет) писатели В.Г. Губарев, поэты Л. Гусев, А. Сурков и другие взахлеб воспевали геройство Павлика за донос на отца.

Даже М. Горький – «великий пролетарский писатель» – не удержался от заклинаний. В статье «Вперед и выше, комсомолия» он писал: «Память о нем (П. Морозове. – А. Л.) не должна исчезнуть. Этот маленький герой заслужил монумента, и я уверен, что монумент будет поставлен». (Год за годом. Из пионерской летописи. М.: Молодая гвардия, 1961. С. 54). Памятник такой действительно был открыт 19 декабря 1948 г. в Москве в детском парке бывшего Краснопресненского района, где когда-то был создан первый пионерский отряд. (Недавно в газетах сообщалось, что бронзовый бюст Павлика украли с постамента.)

Теперь об имя погибшего подростка некоторые «радетели» нравов стараются вытирать грязные сапоги, не зная и не вникая в существо происшедшего.

В результате Павлик Морозов из героя превратился во врага общества. Между тем 5 апреля 1989 года в газете «Комсомольская правда» в статье «Правда и вымысел» редактор отдела журнала «Человек и закон» В. Кононенко на основании материалов уголовного дела об убийстве Морозова пришел к верному и объективному выводу о том, что, когда в дер. Герасимовка судили Трофима Морозова (отца), Павлик был вызван в суд, где «открыто выступил… в присутствии матери и учительницы», …сказав «именно о том, о чем знала вся деревня. О присвоении Трофимом чужого, конфискованного у кулаков имущества. И не больше».

Отвлекаясь от этой полемики, хочется внести некоторую ясность в суть далеких событий. В 1967 году посчастливилось мне нести военную службу в должности помощника Главного военного прокурора Советской армии и ВМФ. По указанию зам. ГВП генерал-майора юстиции Б.А. Викторова мною из архива КГБ СССР было истребовано уголовное дело № Н-7825—66 г. об убийстве братьев Морозовых.

Дело состояло из двух увесистых томов. Первый том, собственно, и являлся уголовным делом по обвинению по ст. 58—8 УК РСФСР (в ред. 1926 г.), т.е. в совершении террористического акта против Павлика Морозова и его брата, Кулуканова Арсения Игнатовича, 1862 г. р. (ок. 70 лет), женатого на тетке Павла и Федора по отцу Трофиму; Морозова Сергея Сергеевича, 1851 г. р. (ок. 80 лет), Морозовой Ксении Ильиничны, 1851 г. р. (80 лет), т.е. деда и бабушки убитых, Морозова Данилы Ивановича, 1916 г. р. (19 лет), родственника убитых, и Силина Арсения Никитовича, 1892 г. р. (40 лет), жителя д. Герасимовка, возле которой 3 сентября 1932 года в тайге и были убиты братья Морозовы.

Второй том содержал большое количество хаотически подшитой макулатуры в виде писем и телеграмм, выражавших гнев и возмущение адресантов против убийц кулаков.

Итак, постараемся представить себе уральскую таежную глухомань того времени. В 360 км на северо- восток от Екатеринбурга находится г. Тавда, а до деревни Герасимовки от него еще сорок километров по грязной и ухабистой таежной дороге. Здесь и вовсе медвежий угол, освоенный переселенцами из витебского захолустья в конце XIX века. Заметим, что ближайшая тюрьма была в г. Ирбите, который от Тавды ближе к областному центру на 156 км.

В то время главным карательным органом было ОГПУ во главе с небезызвестным фальсификатором Ягодой, умевшим «сочинять» большие уголовные дела в больших городах. В медвежьих углах его подчиненные, «вылезая из кожи», мухлевали сочинения против граждан в соответствии со своим «табелем о рангах». Рабоче-крестьянская милиция была тогда структурным подразделением ОГПУ и действовала в соответствии с тем, что требовал Ягода. Главное – истребить классового врага! Так оно и случилось в таежной деревеньке Герасимовке.

Участковый инспектор милиции Тавдинского района полномочного представительства ОГПУ по Уральской (позже Свердловской) области Титов, совершая объезд «епархии», прибыв в Герасимовку, узнал об убийстве братьев Морозовых. Несомненно, он был в курсе дела предшествовавшей этому семейной драме Морозовых. Как говорится, на его глазах предсельсовета Трофим Морозов, бросив жену с четырьмя детьми, перешел жить к разбитной местной соблазнительнице и, присваивая имущество местных раскулаченных жителей, имел большую возможность изрядно выпить и прочно закусить. Загул кончился для Трофима скверно, его судили, приговорив к десяти годам ссылки. На суд действительно вызывали Павла в качестве свидетеля, и, как отмечалось выше, он в суде показал о том, что хорошо было известно всем жителям таежной деревушки.

Дети и жена Трофима Татьяна остались без куска хлеба. Помощи от родителей мужа Татьяне ждать было бесполезно, а ее отношения со свекром и свекровью из неприязни переросли во вражду и ненависть. Роль кормильца семьи перешла к Павлу (рожд. 1918 г.), достигшему 13—14 лет. Ему пришлось расхлебывать эту «кашу», взяв на себя все крестьянское лихо, вплоть до пахоты земельного надела. Такой тяжелый труд был явно не под силу пионеру со школьной фотографии. Его мог совершать только крепкий, физически сильный деревенский подросток. Вряд ли ему хватало времени для пионерских сборов. Да и неизвестно, была ли тогда в Герасимовке пионерская организация.