Прежде всего отметим: после того как Иисус сказал Симону Петру слова, приведенные у Матфея (16:18): «Ты — Петр, и на сем камне…», апостолы еще продолжали спорить, кто из них в общине важнее всех после Иисуса (Марк, 9:34; Матф., 18:1). То есть они не признавали «передачи прав» Иисуса Петру и ставили ее под сомнение. Значит, были какие-то проблемы, позволявшие им так поступать и не дошедшие до нас.

С другой стороны, последователи Иисуса, вышедшие из иудаизма и. следовательно, обрезанные, настолько мало верили в верховенство Симона Петра, что искали с ним ссоры и упрекали его за то, что он вошел к необрезанным и ел с ними (Деян., 11:2–3). И он сам после этого оправдывался перед ними, перед апостолами и старцами. Таким образом, он отнюдь не считал себя главой зарождающейся церкви (Деян., 15:7-11).

По этому случаю он потребовал себе право проповедовать Евангелие язычникам, с чего и началось его соперничество с Павлом! Лишившись всякой власти примаса над евреями, принявшими новую идеологию, он рассчитывал на язычников. И эту новую сферу перехватил у него другой!

К тому же не он открыл синод в Иерусалиме, этот первый церковный собор (Деян., 15:7), и не он его закрыл, но в обоих случаях это сделал Иаков (Деян., 15:13). Это другие апостолы, узнав, что в Самарии уже есть круги, сочувствующие их идеологии, приняли в Иерусалиме решение послать туда Симона Петра и Иоанна (Деян., 8:14).

Даже Павел, будучи совсем новичком в зарождавшейся церкви, не боялся держать себя с ним на равных. Если внимательно перечитать Второе послание к коринфянам, главу 10, стихи 12–18, и главу 11, стихи 4 и 5, это будет совершенно ясно.

В «Послании к галатам» (2:9) Павел не говорит абсолютно ни о каком первенстве Петра, он называет его как второстепенное лицо, наряду с Иаковом и Иоанном, его братьями, одним из трех «столпов» нового движения. И помещает его на второе место:

«И узнавши о благодати, данной мне, Иаков и Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения…» (Гал., 2:9).

В той же главе «Послания к галатам» мы видим, что Симон Петр соглашается разделить с Павлом территорию влияния, которая первоначально была его собственной, чего бы он не мог допустить, если бы был убежден, что он глава церкви.

Павел не боится его журить, как равный равного:

«Когда же Кифа [в русском переводе — Петр] пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова (настоящего главы церкви), ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием» (Гал., 2:11–13).

Мы вполне узнаем лицемера, который в ночь ареста Иисуса трижды отрекся от своего брата и своего царя.

Говоря о разных назначениях, которые Иисус сделал в рамках движения (Еф., 4:11–12), Павел не упомянул ни о верховном главе, ни о центральной власти, которая была бы вверена одному человеку. Похоже, он даже не знает о власти Иакова, которая была, однако, хорошо известна. Более того, несомненно исходя из слов Иисуса: «Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою» (Марк, 9:35), он упомянул равенство в качестве одного из даров, принесенных Иисусом:

«Не требуется, чтобы другим было облегчение, а вам тяжесть, но чтобы была равномерность» (2 Кор., 8:13).

А такое наставление по тем временам вполне можно рассматривать как теорию анархического толка по отношению к обществу, основанному на рабстве, на неравенстве индивидов и полов[42]. Таким образом, все, как и Симон Петр, — «barjonna», анархисты.

Сам Симон Петр, сознавая, что все его прошлое было малопривлекательным (Лук., 5:8), не приписывает себе никакого иерархического верховенства над другими апостолами:

«Пастырей ваших умоляю я, сопастырь…» (1 Пет. 5:1).

Впрочем, не надо упускать из виду, что это движение в точности подобно движению «зелотов», созданному Иудой из Гамалы. Последний учредил двойную власть:

— светскую, которую представлял он сам как потомок Давида;

— духовную, которую представлял один коген, ранее принадлежавший к фарисейской секте, по имени Саддук.

А в «Церковной истории» Евсевия Кесарийского мы прочтем следующее очень любопытное сообщение:

«И Иоанн, возлежавший на груди у Господа, священник [по-древнееврейски cohen], носивший золотую дощечку [petalon], мученик и учитель, покоится в Эфесе» (Евсевий Кесарийский. Церковная история. III, XXXI, 5. С. 125).

А ведь petalon был знаком различия иудейских первосвященников; он описан в «Книге Исход» (28:36–38) как золотая пластинка с надписью «Святыня Яхве» и крепился к передней части тиары первосвященника.

В другом месте у того же Евсевия читаем:

«Кресло Иакова, первым принявшего от Спасителя и апостолов епископство в Иерусалимской Церкви и неизменно называемого в Писании братом Господним, сохранилось до сих пор» (Евсевий Кесарийский. Церковная история. VII, XIX. С. 308).

А ведь епископские троны в виде каменных или мраморных кресел с высокими спинками появились